Коллеги - педагогический журнал Казахстана
Наша библиотека
| Главная » Файлы » В помощь учителю » История |
Вечер памяти посвященный жертвам "Великого ждута"
| [ Скачать с сервера (34.1 Kb) ] | 2013-12-19, 3:17 PM |
| КГУ «Общеобразовательная школа-интернат № 4» г. Караганды Разработала учитель истории и обществознания Зубочкина Е. А. Разработка вечера памяти, посвященного жертвам «Великого джута» Задачи: Образовательная: дать объективную оценку событиям начала 30-х годов, разъяснить понятие «Великий Джут». Развивающая: : развивать умение работать с дополнительной литературой, делать выводы, выделять главное; формировать ключевые компетенции у детей с особыми образовательными потребностями. Воспитательная: воспитывать гражданственность, любовь и уважение к Родине, толерантность. Актуальность: Посвящается памяти жертвам «Великого Джута». Ход исторического вечера Организационный момент. 1. Оформить стенд «Великий Джут», желательно использовать плакаты и газеты учеников. 2. Оформить выставку книг, посвященных истории Казахстана. Вступительное слово учителя: Наш исторический вечер посвящен памяти жертв «Великого Джута». Материалом к нашему мероприятию послужила документальная книга журналиста и поэта Валерия Михайлова «Великий джут». Оказывается, автор этой книги наш земляк! Валерий Михайлов родился в 1946 году в Караганде, оба его деда – Прокофий со стороны отца и Иван со стороны матери были высланы из родных белгородских да саратовских мест в голые казахские степи в период коллективизации. Рыли землянки под охраной, отмечались в комендатуре – это была тюрьма под открытым небом. Так начинался Карлаг, окончательно сформировавшийся к 1937 году. Возле Караганды образовалось несколько спецпоселков, а кругом – степь, степь да редкие здания контор шахт, в которых, как и на строительстве города, главной рабочей силой стали спецпереселенцы и заключенные. Мы с вами в прошлом году побывали на экскурсии в Карлаге. Тема голодомора в Казахстане заинтересовала вас, поэтому сегодня разбираем именно эту тему. Книга Валерия Михайлова «Великий джут» – это не только потрясающие душу свидетельства тех, кто пережил голод начала тридцатых, видел собственными глазами картины мора, тысячи и тысячи трупов по всей бескрайней степи, обезлюдевшие аулы, где бродили потерявшие человеческое естество люди, охотившиеся на себе подобных. Горе и безысходность, десятилетиями сдерживаемые, невидимые миру слезы при внешней бесстрастности – так свидетельствуют о трагедии своего народа писатели Гафу Каирбеков, Альжаппар Абишев, Мекемтас Мырзахметов, Галым Ахмедов, Жаппар Омирбеков… Джут - это страшное для казаха, так как оно означает не только массовую гибель скота, но и верную гибель людей. «Годы Великого Джута» - под таким названием вошли в историю 1931-1933 годы. Это годы коллективизации, годы голода, унесшие миллионы жизней в Казахстане. Из нас хотели сделать манкуртов – людей, которые не помнят свое прошлое. Именно поэтому НКВД уничтожило практически все документы, свидетельствующие о голоде в Казахстане, но сохранилась живая память народа. Слово предоставляется учащимся 9 «а» класса: Ведущий 1: Уважаемые учителя, ученики, гости. Мы рады вас приветствовать на вечере, посвященном трагическому периоду истории казахского народа, получившему названия «Годы Великого Джута». Ведущий 2: ХV съезд Коммунистической партии провозгласил курс на коллективизацию сельского хозяйства. В Казахстане коллективизацию планировалось завершить в 1932 году. Тем не менее даже эти форсированные сроки воспринимались как некая планка, которую во что бы то ни стало нужно «перепрыгнуть». Газеты пестрили ежедневно меняющейся информацией с «колхозного фронта». Районы и округа республики соревновались друг с другом в темпах коллективизации, а в это же самое время обессиленные люди из аулов сходились, сползались к городам и умирали от голода. Ведущий: Вновь над Великой степью нависла беда… Звучит песня «Елим-ай». Ученик: На фоне песни читает отрывок из поэмы Ж.Молдагалиева «Я - казах». Мен – қазақпын мың өліп, мың тірілген. Жүрегімде таныстым мұң тілімен Жылағанда жүрегім, күн тұтылып, Қуанғанда күлкімнен түн түрілген. Мен – қазақпын, ажалсыз анамын мен, Құрсағыма сыйдырам даланы мен. Пәк сәбимін бесікте уілдеген, Дәуірлермен құрдаспын, данамын мен. Мен – жігітпін, айқасқа, сынға асықпын. Жүрегі бар кеудемде шын ғашықтың. Жанартаудай жойқынмын жұлқынғанда, Шарықтасам, қыран боп шыңға шықтым. Мен – қара көз сұлумын, сайтан қызбын Сайрай қалсам, тілімнен бал тамғыздым. Сүйер болсам, өмірдей өле сүйдім, Қас батырмен қайрасқам балтам жүзін Я – казах, Умирал и тысячу раз Воскресал, чтоб о жизни продолжить рассказ. Если плакал я, солнце на небе темнело, а смеялся – и тьма отступала от глаз. В ранах все мое тело, доселе больных. Кровь живая еще не просохла от них. Это – летопись горькая, память былого, след отчаянных бед и страданий моих. Я – казах, Бал растоптан и стерт я с земли. Молодой стебелек, распростертый в пыли, Ненасытный песком поглощенная капля, Вновь, как дуб, разрастался я где-то вдали. Ведущий1: 80 лет назад в Казахстане в результате проведения насильственной коллективизации от голода погибли 40% жителей Казахстана, в основном коренное население. Ученик: Из воспоминаний Г. Мусрепова. «Подъехали мы к необычному для глаз казаха селению – городку из юрт. С началом коллективизации множество таких возникло в степи. Юрты составлены зачем-то в ряды и вроде бы образуют улицы. Еще два-три месяца назад здесь толклись люди. Теперь стояла мертвая тишина. Мертвый город из белых юрт на белом снегу. Меня поразила одна богатая шестикрылая юрта. Никого внутри. Только посредине вещи лежат вьюком. Будто хозяева секунду назад вышли из дома и вот-вот снова войдут. Присмотрелись – а этот огромный вьюк одежды напоминает шалашик. Нас было четверо, двое из которых вооружены, но мы чего-то вдруг испугались и отступили к двери. Уже собирались отправиться в обратный путь, но меня словно что-то тянуло к богатой юрте. И мы вернулись назад, возле юрты мы увидели свежие следы. Это были следы ребенка. Они вели в юрту. Когда мы вошли в юрту, из крошечного отверстия шалашика на нас бросилось живое существо. Длинные волосы смерзлись в кровавые сосульки и торчали в стороны, ноги худые, черные, словно лапки вороны. Глаза безумные, лицо в спекшейся крови. Зубы оскалены, изо рта красная пена. Это была казахская девочка лет семи-восьми. Нет! То был голод! То были глаза голода! Само проклятие голода…». Ведущий 1: В то же самое время в Алма-Ате с помпой праздновалось двенадцатилетие Казахстана. Ведущий 2: Накануне годовщины, как полагается, провели торжественное, собрание городского Совета с участием партийных, советских и общественных организаций. Зачитали телеграммы Президиума в адрес товарища Сталина и товарища Голощекина «Да здравствует вождь нашей партии и мирового пролетариата товарищ Сталин!». «Да здравствует испытанный ленинец товарищ Голощекин!». Ведущий1: Историки не слишком внятно сообщают о том, каким образом Голощекин оказался в Казахстане – и сразу же в первой роли. А появился Филипп Исаевич в Казахстане осенью 1925 года. 1 декабря 1925 года, выступая на Пятой Всеказахстанской конференции, заявил, что фактически в аулах Советов нет, и считает необходимым принять все меры к действительному созданию Советской власти в аулах и кишлаках, т.е. провести Малый Октябрь. Ведущий 2: Правление Голощекина казахи сравнивали не с чем-нибудь, а с весьма далеко отстоящим по времени джунгарским нашествием, когда народ вырезали аулами и толпами гнали в полон, когда вся степь пылала в огне и мучилась от страданий. Ведущий1:: С НЕП-ом было покончено, разверстка все более вытесняла продналог. Народ схватили за шиворот и потащили к «светлому будущему» коллективного труда, не церемонясь и не спрашивая ни у кого согласия. Ведущий: Из воспоминаний М.Мырзахметова. Мекемтас Мырзахметов, известный литературовед, поведал редкий по трагичности случай: - В детстве, когда, бывало, я во всю начинал шалить и проказничать, мать все время произносила в сердцах одни и те же загадочные слова: «Ох, уж лучше бы я тогда оставила тебя…». И так странно она говорила это, что я невольно притихал. Ничего не мог понять, где она меня должна была оставить, почему именно меня? А спросить от чего-то не решался… Потом, когда я подрос и мне исполнилось лет пятнадцать, я однажды все-таки спросил маму, почему она всегда произносит эту непонятную фразу. Было это за год до ее кончины. Мать задумчиво поглядела на меня, отерла слезы и рассказала такую историю. … Была ранняя весна 1933 года. Самая ужасная пора, когда голод выкосил почти весь наш аул (жили мы в Тюлькубасском районе Южно-Казахстанской области). Спасаясь от верной смерти, мать решилась уйти в соседнее село к родственникам. Мою маленькую сестренку она несла на руках, а я - мне было тогда года два с половиной – шагал рядом, держась за подол. За околицей аула начиналась колхозная бахча. Только мы ступили на тропу, как навстречу вышла стая волков. К тому времени домашней скотины давным-давно уже не осталось на сотни верст в округе, и голодные звери сбивались в стаю и по всюду нападали на людей, чего раньше и в помине не было. Мама закричала, стала звать на помощь, но поблизости никого не было. Волки приближались, норовили взять нас в кольцо. Мать была поставлена перед страшным выбором либо нас всех растерзают, либо она оставит кого-нибудь из детей, а сама с другим ребенком попробует убежать. Мать положила девочку на землю подхватила меня на руки и бросилась к аулу. … Когда она вернулась на то место с людьми – сестренки уже не было. Ей, моей младшей сестренки я обязан жизнью. … Я спросил тогда маму, почему же она не оставила меня? Она сказала: «Сын был нужнее…». Невыносимо представить, что она перечувствовала, что она думала про себя всю жизнь… … И все из-за этого проклятого голода… Ученик: Заявление политических ссыльных. Считая себя более не вправе оставаться безмолвным и безучастными зрителями голода, постигшего населения Павлодарского округа, мы вынуждены обратиться в центральные органы Правительства СССР. Отказываясь от анализа и оценки причин, породивших голод, мы сознательно ограничиваемся лишь изображением наблюдаемой нами картины. В течение примерно полутора месяцев в Павлодар стекаются из районов голодные, опухшие и одетые в лохмотья люди, преимущественно казахи. Город наводнен ими. Ходят голодные всех возрастов: молодые, старые, дети. Свалочные места усеяны голодными людьми, выбирающими и поедающими отбросы. Голод вызвал эпидемию. Под городом и в самом городе постоянно находят трупы замерших, бесприютных, голодных людей. Нередко можно встретить семейство казахов, бредущие неизвестно куда и тянущие за собой салазки со скарбом, поверх которого лежит труп ребенка, погибшего в пути. В учреждение подбрасываются голодные, полузамершие дети. Детские дома переполнены и не принимают их. По городу ежедневно встречаются десятками покинутые, замерзающие, истощенные, опухшие от голода дети всех возрастов. Обычный ответ: «Отец умер, мать умерла, дома нет, хлеба нет». Мы не хотим указывать, какие конкретные меры помощи должны быть предприняты. Наша цель – приподнять уголок завесы, скрывающий ужасы, возникшие здесь на почве голода, и нарисовать правдивую, хотя и далеко неполную картину положения голодающего района. Ученик: Много смертей и людского горя довелось видеть за свою долгую жизнь Галыму Хакимовичу Ахмедову. - Ой, и много же людей тогда помирало – рассказывает Галым Хакимович. - На нашей улице в городе Аулие-Ата детдом находился – каждый день трупы детишек телегами отвозили. В 1932 году Ахмедову пришлось трижды участвовать в комиссиях, разбиравших случай каннибализма. - Поехали в один из аулов. У женщины местной нашли под горкой золы человеческую голову, куски мяса. Убила она кого-то. Увезли ее охранники, уж не знаю куда… В крайнем ауле неподалеку от города, там колхоз им.Свердлова был, остался в живых один парень. Уцелел потому, что питался человечиной – женщину зарезал. Стали мы расспрашивать его – не признается в убийстве. «Нет! Нет, не трогал я никого!». Как же никого, когда все тут у него в доме и обнаружилось… «Побойся бога – умирать же тебе скоро!» - говорит кто-то. А он, действительно, опухший уже лежит не двигается. Не выдержал парень тут, сознался. Плачет, говорит совсем сумма сошел от голода, вот и зарезал… А третий случай со стариком произошел в другом ауле. Месяц жил на человечине… Страшно вспомнить тогдашнее, но и молчать об этом нельзя… Разве забудешь зиму 1932 года, в злющие холода шли к нам в Аулие-Ату из Сарысуйского района люди. Какой там шли – еле-еле тащились. Женщины, дети, старики – грязные, полубезумные в каких-то лохмотьях. Удалось ли им спастись в городе? Ведь и город голодал… Ученик: ...В одном доме жила семья начальника политотдела МТС, вернее — начальницы, потому что политотделом — редкое явление! — командовала женщина-казашка довольно молодых лет. Она ходила перепоясанная кожаным ремнем с кобурой на боку, где лежал револьвер. У них с мужем был трехлетний мальчик, с началом голодовки тяжело болевший. Как его только ни выхаживали родители!.. Но от смерти все равно не упасли... Поочередно, день и ночь, просиживали у кровати ослабевшего мальчика. Однажды, намаявшись, оба уснули. А поутру мать увидела, что мальчик мертв. Живот его был вспорот, сердце вынуто... Была зима, по белому снегу тянулись от порога капли свежей крови. Выхватив револьвер, мать бросилась по следу. Он привел в дом. стоявший на соседней улице. Там обитал одинокий мужчина, жена и двое детей которого, по слухам, недавно пропали. Женщина распахнула незапертую дверь и увидела, что человек сидит на полу у печи и жарит в ковше сердце ее сына. «Я тебя застрелю!» — крикнула она. «Стреляй. Ничего не боюсь». — равнодушно ответил он. И, неожиданно согнувшись, полез рукою за печь, вышвырнул что-то оттуда к ее ногам. То были три человеческие головы: одна — его пропавшей жены и две — малолетних детей. Женщина, как стояла с револьвером в вытянутой дрожащей руке, так и рухнула без памяти на пол. Так и не выстрелила... Ведущий 1: Голодали тогда и шахтерская Караганда. Ученик. Старейший казахский писатель Альжапар Абишев поделился воспоминаниями о тех годах. — Я заранее перебрался в Караганду: догадывался, что грозит беда. Взял с собой из Каркаралинска мать, жену, младших братьев....Помню, рядом с нашим бараком в Караганде стоял шалаш. Жили там трое джигитов-работяг из моей смены. Однажды в сорокаградусный мороз они не вышли. Десятником был немец по фамилии Харон. Поутру возвращаемся мы с ним домой, решили завернуть к шалашу. Второй день мела вьюга, дверь шалаша вся была завалена снегом. Кое-как разгребли ее сапогами. входим. Возле потухающих головешек лежит мертвая женщина, на груди младенец месяцев шести-семи. Пытается сосать, но молока уже нет. Заливается плачем... Харон сразу все понял. Закрыл глаза умершей, подхватил ребенка, закутал его в шубу и — помчался... Ученик. Из рассказа писателя Жаппара Омирбекова. Среди скопища шахтерских землянок возвышались два крепких кирпичных дома, построенных еще англичанами, и деревянные бараки — конторы. Врытые в землю жилища переполнял народ: каждый горняк давал кров нахлынувшей аульной родне. Нас, например, в четырнадцатиметровой комнатушке жило десятеро, в одно время даже восемнадцать человек. По поселку шатались сотни голодающих, их нигде не брали на работу. Отцу как шахтеру полагался по карточке такой паёк: килограмм хлеба в день, на месяц три килограмма муки или крупы, шесть килограммов мяса. 1800 граммов жира и на иждивенцев по 400 граммов хлеба. Но через два месяца после нашего приезда отец заболел, его перевели на поверхность, а там нормы куда меньше. На то и жили, да еще, как все вокруг, помогали родичам. У казахов пословица есть: если в ауле хоть один голодный, значат, весь аул недоедает. Однажды ночью к нам приехал дядя с семьей. Семь человек. Все помороженные, опухшие. Мать охнула, узнав, сколько дней они не ели. Говорит: сначала чаем вас напою, а потом уж суп дам, вам же сейчас помногу есть нельзя. Дядя отвечает: все равно умрем, дай лучше суп. Как чувствовал: четверо из них вскоре скончались... Ведущий 1. Голодали не только в Казахстане. На Украине в это время умирали с голоду миллионы людей. Украинские области были оцеплены войсками. Пулеметным и оружейным огнем чекисты, милиция сдерживали толпы разбредающихся истощенных людей, не давая нм возможности спастись... По последним данным, там погибло от голода около 7 миллионов человек. Ведущий 2: Несмотря на страшный голод, Сталин настаивал на продолжении экспорта хлеба в страны Европы. Если из урожая 1928 года было вывезено за границу менее 1 миллиона центнеров зерна, то в 1929 году— 13 миллионов центнеров, в 1930 году —48.3 миллиона, в 1931 году —51,8 миллиона, в 1932 году — 18,1 миллиона центнеров. Даже в самом голодном 1933 году в Западную Европу было вывезено около 10 миллионов центнеров зерна. При этом советский хлеб продавался в условиях экономического кризиса в странах Европы фактически за бесценок. А между тем и половины вывезенного в 1932—1933 годах за границу зерна хватило бы, чтобы уберечь все южные районы от голода. Ведущий 1: Газеты 30-х годов молчали о голоде, молчали по всей стране, вплоть до 1985 года. «Письмо пяти» - под таким названием вошел в историю документ, написанный Алтынбековым, Гатаулиным, Давлетгалиевым, Куанышевым, Мусреповым. Авторы обвинили товарища Голощекина в случившейся трагедии. В 1937 году на суде Гатаулин назовет себя врагом врагов народа. Ученик: Гатауллину предоставили последнее слово. Он показал рукой на своих товарищей, сидящих на скамье подсудимых: — Это не враги народа. Враг я. Меня и судите. Одного. Но я тоже не враг народа, я враг врагов народа. А стал я этим врагом в 1932 году, когда приехал по командировке в Кент. ...Выхожу из машины — никого и ничего вокруг, только длинная база для скота стоит. Открываю дверь, а там трупы. Все огромное помещение— в штабелях трупов. У некоторых людей глаза еще открыты, но видно: с минуты на минуту умрут. Я вышел обратно. А на улице крики. Безумные растрепанные женщины с ножами набросились на шофера, пытаются его зарезать. Я выстрелил в воздух, они разбежались. Пригляделся, а неподалеку казан стоит на опте. Варится что-то. Приоткрыл крышку — а там. в булькающей воде, то ножка мелькнет, то ручка, то детская пятка... Вот тогда я и стал врагом врагов народа... Ведущий 1: Не могла молчать и девятнадцатилетняя русская девушка Татьяна. Она жила тогда вместе с ссыльным отцом-профессором в ауле Чимдавлет, расположенном в предгорьях Заилийского Алатау. Ведущий 2: Стихи « Казахская трагедия». Т.Г. Невадовская. В природе март – пришла весна хмельная… А все забыть не помнить не могу… Уж травка первая, а я припоминаю Замерзшие фигуры на снегу. Убожество и грязь – я их не замечаю, Не замечаю ни заплат, ни вшей, И беспредельно, искренне страдаю За этих обездоленных людей. Их косит голод…Я не голодаю, Обута я, а тот казах босой. Безумную старуху вспоминаю И женщину с протянутой рукой. Из грязных тряпок груди вынимает, Чтоб выяснить: «Ни капли молока», И крохотное тельце прижимает Худая материнская рука. Не содрогаюсь я от отвращенья, Но и смотреть спокойно не могу, Как люди падая от истощения, Перебирают колоски в стогу. Под проливным дождем, под ветром, под снегами Стога соломы здесь в степи стоят. Колосья прелые, изъедены мышами, Покрыты плесенью…содержат яд. Беспомощные детские ручонки Находят полусгнивший колосок, И слышится надтреснутый и тонкий Болезненный ребячий голосок. Так в чем же их вина? За что такие муки? Здесь, на своей земле, в краю родном? Ах, эти худенькие пальчики и руки, И девочка больная под стогом. Под кожей ребра и торчат лопатки… Раздутые ребячьи животы… Нет оправданья и нет разгадки Причины этой жуткой нищеты. Вот озимь поднялась. Синеют в дымке дали, И жаворонки в небесах… Нельзя, нельзя чтоб дети голодали. … И этот труп казаха на меже. Кто приказал? Узнать, понять хочу я, Кто смерти нищету принес сюда? Где спокон веку жил народ, кочуя С верблюдом, осликом, и пас стада. Зачем снимать последнюю рубаху И целый край заставить голодать? Кому понадобилось – Богу иль Аллаху – Все отобрать и ничего не дать? Какой же деспот создал эту пытку Иль полоумному пришла такая блажь? Последнюю овцу, кошму, кибитку, Мол, заберешь и ничего не дашь. Но все молчат, хоть знают – не умеет Казах – пастух ни сеять, ни пахать. Без юрты он зимой окоченеет, Без стада и овец он будет голодать И не пеняй на климат, на природу На то, что Казахстан – степной и дикий край. Такой был урожай! Хватило бы народу На хлеб и на табак, на мясо и на чай! Так нет же! Увезли отборную пшеницу, Огромные стога остались на полях. У тех стогов такой кошмар творится, Не мог бы выдумать ни Бог и ни Аллах… Без шерсти и кошмы – казах совсем раздетый, Без дичи и без шкур он будет необут. Откуда ему знать, что в Подмосковье где-то В колхозах на полях сажают, сеют, жнут. Я не умею с этим примириться, Мне тяжело на это все смотреть. На небе радостно поют, трепещут птицы, А на земле страданья, голод, смерть. Мерещатся мне детские ручонки У прошлогодней и гнилой скирды, И небо ясное, и жаворонок звонкий, Смесь зла, добра, нужды и красоты. Ведущий 1: Что это было? Что за дьявол летел внутри смерча и выдувал семью из дома, жизнь из аула, душу из человека, дух из народа? Ведущий 2: Это был геноцид. Сознательное физическое истребление народа. Пусть наша память будет вечным памятником людям, умиравшим от голода. Минута молчания. Ученик: Звучит песня «Атамекен». Литература: 1. В.М.Михайлов. Хроника Великого Джута. Алматы, 1990г. 2. Ж.Молдагалиев «Я казах». 3. Абылхожин. Страна в сердце Евразии. Алматы, 1999г. 4. Песня «Елим-ай». 5. Песня «Атамекен». | |
| Просмотров: 1381 | Загрузок: 100 | Комментарии: 3 | | |
Четверг, 2024-04-18, 5:11 PM
Приветствую Вас Гость
Приветствую Вас Гость
Форма входа |
|---|
Категории раздела | |||||||||||||||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
|
Социальные закладк |
|---|
Поиск |
|---|
Друзья сайта |
|---|
Теги |
|---|
Статистика |
|---|