Из геометров – в журналистику

В газету «Ленинская смена» я попала и случайно, и закономерно. Мой отец – Мананников Борис Николаевич – в конце 50-х годов работал в газете «Алма-Атинская правда». Когда я заканчивала школу, идти на факультет журналистики отговаривал: «Если будешь писать, то в конце концов в газету придешь, а быть плохим журналистом так же, как и плохим актером – стыдно». Так я закончила механико-математический факультет КазГУ, поехала по распределению работать в сельскую школу и даже успела поступить в аспирантуру на кафедру высшей геометрии.

Уже будучи в аспирантуре, начала писать в «ЛС» заметки «из жизни сельской школы». Они вызывали интерес и у читателей, и у сотрудников газеты: Надо жен, сельская учительница, из глубинки, а так пишет!», хотя, конечно же, «учительницей из глубинки» аспирантку главного университета республики можно было назвать с большой натяжкой.

Возможно, я так бы и посвятим себя математическому поприщу, но  Галя Чумакова -  заведующая отделом учащейся молодежи "Ленинской смены" - неожиданно предложила: «Почему бы тебе не прийти к нам?". Я удивилась: "Я же в аспирантуре учусь!", но мысль эта в голову запала, и в конце концов в соревновании  «газета-математика" победила газета Я поняла: мой час пробил.

О том, что пришла в "Ленинскую  смену», я никогда, ни секунды не жалела, проработала в ней 11 лет и  об этих годах вспоминаю с удовольствием.

Простите меня за небольшой экскурс в собственную биографию, этим я хотела только сказать, что в журналистику люди порою попадают самым неожиданным образом.

...Перебираю вырезки из газет, жутко сказать, уже 20-25-летней давности и удивляюсь: мир сегодня стал совсем другим. Тогда на видном месте в молодежке были социалистическое соревнование, комсомольско-молодежные коллективы. "отчеты и выборы в комсомоле", сквозные бригады отличного качества, комсомольская учеба и забытая ныне рубрика "Резонанс"

- ответы на критические выступления газеты...

Я знаю людей, которые проработали долго в комсомоле, причем на довольно высоких постах, и которые сейчас говорят об этом с презрением: зашоренность, никакой свободы, дутая идеология... Думаю, заявить сейчас так обо всем комсомоле это значит плюнуть в собственную душу, зачеркнуть собственную жизнь, а я этого сделать не могу. Положа руку на сердце могу сказать - какое бы тысячелетие на дворе ни стояло, все зависит от личности человека, от его порядочности, совести, ума. И комсомол был всякий, и люди в нем работали разные. Были в нем чиновники, карьеристы, а были энтузиасты, патриоты, бессребреники – люди идеи.

Поэма о ребячьих комиссарах

Я проработала несколько лет в отделе учащейся молодежи. Мы выпускали полосу для старшеклассников "Горизонт", получали много писем со всей республики. Сейчас  столько люди в газеты не пишут. То  ли конверты стали дорогие, то ли газеты не те... Каждое лето - командировки по студенческим строительным отрядам, пионерским лагерям. Моя любимая тема с тех времен -педагоги-энтузиасты, работающие с детьми, "ребячьи комиссары", как

их тогда называли с легкой руки журналистов «Комсомолки». Мы в буквальном смысле вытаскивали детские клубы из старых подвалов, приводили "комиссаров" в райкомы и горкомы комсомола, просили комсомольских ребят оказывать им помощь. Как травило, хоть и с трудом, но это получалось. Газета пользовалась авторитетом. Так на много лет я подружилась  с Володей Исаевым - руководителем детского клуба "Океан» из города Рудного. Говорят, он до сих пор там, на своем посту, но путь из Рудного в Алматы теперь стал гораздо длиннее, чем когда-то в Алма-Ату.

Но, как всегда, были проблемы с сельской школой. Там остро не хватало преподавателей, бывало, предметы вели случайные люди. Помню, к нам пришло анекдотическое письмо из глубинки Восточного Казахстана. Писал мальчик. Учитель на уроке исчертил всю доску, решая какую-то   задачу, а когда ученик поднял руку и спросил, откуда взялся корень квадратный, ответил: "А тебе какое дело?".

Вплотную мы работали с ребятами из отдела учащейся молодежи ЦК комсомола. Тогда первым секретарем был Закаш Камалиденов, и его приятному баску подражали все работники ЦК. Вспоминаю Виктора Францевича Обуховича, Валю Ушакову, Витю Шульгу, Таню Басс... Насколько мне помнится, тогда в ЦК партии смотрели на ленсменовцев более снисходительно, чем на серьезных партийных журналистов: "Молодые, что с них возьмешь". Хотя за ошибками и опечатками следили тщательно. Особенно страшно было ошибаться в серьезных идеологических вопросах, на первой полосе. Не дай Бог, скажем, в рубрике "Обсуждаем Конституцию" выпустить букву "б".

Тында, Чара, Икабья…

Года через два работы в газете наш редактор Федор Федорович Игнатов неожиданно предложил мне заведовать отделом рабочей молодежи. Тема эта была для меня абсолютно новой, я с увлечением за нее взялась и надеюсь, что все у меня получилось. Благодаря отделу рабочей молодежи сильно расширился мой кругозор. Я побывала не только практически на всех крупных предприятиях республики, но и поездила по Союзу: Челябинск, Горький, Москва, Ижевск, Гагарин, Старый Оскол, БАМ...         

Помню, как в Чару, где работал "КазахБАМстрой", я приехала уже, так сказать, "под занавес" ударной комсомольской стройки. (Главным летописцем БАМа, когда он только начинался, у нас был Сережа Борисов.) Прилетела на маленьком самолетике в Старую Чару под вечер, а там, как назло, разлилась река, и в Новую Чару, где расположился «КазахБАМстрой», можно было только добраться на небольшой лодчонке. Что только я не пережила, одна среди тайги, когда наконец попала к своим, как здесь говорили, казахам, прямо в объятия секретаря парторганизации. Наконец-то дома! Встреч на БАМе было много. Однажды надо мной подшутили. Один из водителей спрашивает: "Хочешь поехать посмотреть место, где уже есть железная дорога?". Я, конечно, с восторгом согласилась. Оказалось, что это 200 км туда и сразу же 200 обратно  по тайге, по бездорожью... В общем, я вернулась в свою деревянную гостиницу-теремок никакая и сразу же заснула мертвым сном.

Тогда на БАМе уже был не тот энтузиазм, комсомольцы пели частушку:

Тында, Черв, Икабья,

Голубые дали.

Обещали до хрена,

Ничего не дали...

Но все же не эта частушка, на мой взгляд, характеризовала то время, тех людей, тот БАМ... Во всяком случае, когда я приехала из командировки, то сочинила для себя (я не поэт) вполне искренне другое стихотворение:

Леприндо, Одондо, Ииабья,

Куанда -  поселки на БАМе.

В жизни счастье с бедой

попопан, пополам,

Каждый день марш-бросок

по горам, по долам.

Упаду-поднимусь.

Чтож, покат белый свет.

Но с пути не собьюсь.

Вам раскрою секрет.

Нам молитву, твержу

заклинанья-слова:

Леприндо, Олондо, Икабья, Куанда.

Если друг мой предаст,

буря грянет в лицо

И почудится вдруг:

в мире стало темно,

Я сожму кулаки: я жива, я жива.

Леприндо, Олондо, Икабья,

Куанда...

...В то время - это был конец 70-х годов - комсомольская газета пропагандировала сквозные бригады отличного качества. Комсомольцы, объединившись в такие бригады, на всех этапах изготовления  продукции - от сбора хлопка до конечного изделия, к примеру, рубашки - должны были в результате выдать изделие со знаком качества. Из сегодняшнего далека я думаю, что идея сквозных бригад была, в общем, идеалистическая, хотя мы были искренне уверены, что качество таким образом повысить можно. Вот сейчас передо мной лежит материал с "круглым столом", в котором принимают участие заместитель министра легкой промышленности, директора "Пер-вомайки", фирмы им. Дзержинского, АХБК, "Детского мира", комсомольские вожаки этих предприятий... Кажется, совсем другая жизнь это была. Хорошая или плохая - рассудит время. Во всяком случае, тогда и АХБК, и "Первомайка", и «Дзержинка» работали и выпускали продукцию. А их директора с удовольствием участвовали в «круглых столах» молодежной газеты.

Вовсю тогда мы описывали работы «комсомольских прожектористов». Как-то прибегает в редакцию корреспондент Галя Галкина - она тогда работала со мной в отделе - и говорит: "Люда, иду я вечером мимо кондитерской фабрики, и мне на голову падает... шоколад". И показывает мне сверток эдак килограмма на три. Как мы поняли, какой-то воришка из окна фабрики выбросил "сверточек" для своего человека, просчитался, попал в нашу Галю. Мы немедленно в газете рассказали об этом случае, положили шоколад в редакционный холодильник и пригласили членов "Комсомольского прожектора" кондитерской фабрики зайти к нам в редакцию, забрать сверток. "Прожектористов" мы не дождались, а когда через некоторое время заглянули в холодильник, то не увидели там и свертка. Скорее всего, выпили, а затем закусили шоколадом свои...

В 1979 году мне надоело сидеть в Алма-Ате и я решила податься в собкоры. Год проработала в Кустанае, а потом переехала на "передовой рубеж" в Павлодар - меня назначили собкором по Павлодарской и Целиноградской областям.

Первый секретарь Павлодарского обкома комсомола М.К. посмотрел на меня с опасением, словно ждал чего-то опасного: "Собкора берем, как жену берем...". Позднее выяснилось, что он не ошибся. Наши понятия о том, каким должен быть собкор, с первым секретарем кардинально расходились. Он представлял меня как бы в роли инструктора своего обкома, который безмолвно выполняет все его просьбы, согласовывает с ним все материалы, пишет за работников обкома статьи в разные печатные органы, желательно центральные, и, конечно же, освещает комсомольскую жизнь Павлодарской области только с положительной стороны. Я врать не умела,

писала то, что видела, и, конечно же, по мнению М.К, а значит, и бюро обкома,   "чернила Павлодарскую область". Я подробно рассказывала об общежитиях - часто без света и воды, в которых жили комсомольцы, о том, что молодежи подсовывали подчас самые старые машины, давали им квартиры медленнее, чем хотелось бы. А вот о несвоевременной выдаче зарплаты, скажу положа руку на сердце, речи не было никогда. Зарплату выдавали регулярно. Но тем не менее эти проблемы существовали, мы, комсомольские журналисты, помогали их разрешать в меру собственных сил, и, надеюсь, труд наш не был напрасен...

Уже тогда было видно, как постепенно комсомол разлагается. В обкомы комсомола многие уже тогда попадали "по блату", популярной была тема: куда пойти дальше. Если профсоюз считался "кладбищем комсомольских работников", то партийные органы – очень престижно. Время начиналось голодное, буфетом обкома партии с его немудреными на сегодняшний взгляд деликатесами тогда мог пользоваться только первый секретарь обкома комсомола, а  остальным секретарям полагался лишь пропуск в партийную столовую. Рядовые работники, а вместе с ними и собкор "ЛС", питались как могли. Я не имела времени, чтобы выстаивать по два часа в очереди за вареной колбасой, поэтому в доме у меня всегда было пусто. А во время командировок в село - понятно, на автобусе, машина комсомольскому собкору не была положена - я не догадывалась что-то купить на совхозном складе. Сейчас при таком обилии продуктов на прилавках вспоминать про все это просто дико.

Помню, как в пургу я забралась в Джетыгаринский район, на самую окраину области. Автобусы не ходили, а возвращаться домой как-то надо было. Каждый первый секретарь райкома комсомола довозил меня на машине до своего коллеги и передавал как "эстафетную палочку". Репортаж в редакцию попал вовремя. Впрочем, еще мой первый редактор Федор Федорович Игнатов, когда мы жаловались на отсутствие машины, на планерках хитро вспоминал: "А как же десять суток шагать, десять суток не спать?.." И мы шагали в буквальном смысле.

Ну а что касается строптивого собкора в Павлодаре, каким, как выяснилось, я оказалась, то примерно через два года моего пребывания там, рано утром в собкоровском пункте, то есть в моей квартире, раздался звонок. Звонил наш редактор Сергей Подгорбунский. Он только побывал в Павлодарской области, где ему оказали очень теплый прием на берегу Иртыша. Указание его было категоричным:  "Чтобы завтра была в аппарате".

Так и закончилась моя собкоровская эпопея.

ПРОСТРЕЛЕННАЯ ГАЗЕТА

Ну и, конечно, не могу не рассказать одну грустную историю. Работая в отделе учащейся молодежи, в подростковой рубрике я написала об ученике одной из алматинских школ Саше Титаренко. Саша был очень светлым и талантливым ребенком,

победил в техническом конкурсе, который устраивало московское радио, мечтал стать конструктором космических кораблей. Материал вышел в свет, я о нем забыла, прошло лет восемь. И вдруг читаю на казахстанской страничке "Комсомолки" о студенте Московского авиационного института, который погиб во время известных событий в Москве, в районе Останкино. В кармане у него нашли забрызганную кровью старую статью из газеты "Ленинская смена". В ней рассказывалось о талантливом мальчике Саше Титаренко...

Прочитав заметку, я сосредоточилась. В то время о подростке в "ЛС" могла написать только я. Волнуясь, подняла свои архивы и, действительно, увидела: да, Саша Титаренко - мой тот давний герой. Лотом говорила  с его

мамой, которая помнила меня, и я теперь для нее была почти родня... Она рассказала, что Саша, окончив школу, не отступал от своей мечты, поступил в авиационный, там показал свои блестящие способности, и после окончания института его уже приглашали в Звездный городок на работу. Вскоре Лина должна была поехать к сыну в Москву... Под шальную пулю в районе Останкино парень попал из чистого мальчишеского любопытства - поехал посмотреть, что же там делается.

Горю Лины Константиновны помочь было нельзя. Саша был поздним ребенком, ее надеждой, опорой... Оставалось только верить в то, что юношу забрал к себе Бог, которому почему-то иногда требуются юные талантливые люди, такие как Михаил Лермонтов, Надя Рушева, Саша Титаренко...

САЛЮТ, ЛЕНСМЕНОВЦЫ!

Не могу не написать несколько слов о коллективе, с которым я работала. Написать обо всех моих коллегах трудно, практически невозможно - "Ленинскую смену" всегда называли стартовой площадкой, с которой начинали свою жизнь молодые журналисты. Кто-то мелькнул в редакции как метеор, кто-то задержался на долгие годы. Я работала с тремя редакторами - Ф.Ф.Игнатовым, С.АЛ Подгорбунским, А.Н.Корсуновым. И все они были в высшей степени интеллигентными людьми, очень демократичными, за своих сотрудников стояли горой (газетное дело тонкое - от ошибок не застрахован никто). Двери редакторских кабинетов были всегда нараспашку, и редактор зачастую вместо того, чтобы вызвать сотрудника в кабинет, сам приходил к нему. Это все очень важно для существования нормального морально-психологическогс климата в коллективе.

Вспоминаю Володю Чеглакова – заведующего отделом комсомольской жизни, а потом нашего ответсека. Володя оказался человеком настолько того времени, той идеологии, что, как мне кажется, так и не смог привыкнуть к новой "рыночной" журналистике. Потом на посту ответсекретаря его сменил Валера Огнев, наш поэт - шумный, громкий. О чем он говорил по телефону, знала вся редакция.

В отдел литературы и искусства Милы Герций приходил весь столичный

бомонд. Все чаще стали появляться в газете молодые. Как сказала одна моя коллега, «Не успела оглянуться, а я уже наставница». Пришла в газету Верочка Авалиани с ярким художественным мышлением, появилась серьезная Гуля Рахметова, которая через некоторое время стала заведующей отделом комсомольской жизни. Сразу после окончания университета к нам ворвалась как вихрь Женя Доцук, чья публикация "Пацаны" о трудных подростках наделала много шума. Мы с ней открыли полосу "Катюша", и девчонки из разных уголков Казахстана завалили нас письмами про любовь.

Мне уже исполнилось тогда 36 лет. Возраст, конечно, небольшой, но мне казалось, что для молодежки я слишком старая, и когда меня пригласили работать в "Огни Алатау" заведующей отделом советского строительства, отказываться не стала. Правда, еще долго говорила: "А у нас в "Ленсмене"... Но это уже совсем другая история.

Что ни говорите,  прекрасными они были, наши ленсменовские годы. Как молоды мы были, как верили в себя...

Салют, ленсменовцы!