180 лет назад, в июне 1826 года, в имении Тригорское встретились два поэта - Александр Пушкин и Николай Языков.

Издревле сладостный союз

 Поэтов меж собой связует...

А.С. Пушкин. «К Языкову»

Да будут наши божества – вино, свобода и веселье!

4 марта 1803 года в городе Симбирске родился поэт Николай Языков, которого в день его смерти назовут последней звездой пушкинского созвездия.

Языков принадлежал к старинному и богатому роду симбирских дворян. В конце жизни он скажет: «Я... никогда не принадлежал и не принадлежу к несметному числу пружин, движущих ту огромную, тяжелую и скрыпучую махину, которую мы называем русским правительством».

Вот как описывает Языкова его современник Ю.К. Арнольд. «Наружностью своею представлял он настоящий тип великорусского молодца Приволжского края. Роста он был больше чем среднего, широкоплеч и с выдающейся вперед грудной клеткой, а лицо у него было кровь с молоком. Открытый, широкий лоб под густыми кудрями светло-каштанового цвета, слегка вздернутый нос, добродушно улыбается; довольно широкий рот с пухлыми губами и небольшие, плутовски веселые глаза… Нрава он был отменнейшего: остряк и балагур от природы, любил он подшучивать. Но шутки его были всегда добродушно-наивные и никогда не пошлые. Да и сам он не обижался дружеским подтруниваниям, так что нельзя было не любить его. Вообще Языков был превосходным товарищем. Мастер фехтовать и далеко не враг веселых пирушек».

Сочинять стихи он начал в 10-11 лет. Но по сложившейся семейной традиции Николая отдали учиться в Петербургский горный кадетский корпус. Окончив его, он поступил в Институт корпуса путей сообщения и мог бы стать инженером. Однако нелады с техническими науками, институтские солдафонские порядки угнетали студента так сильно, что после смерти отца в 1819 году Николай покинул институт и уехал домой в Симбирск.

…На философский факультет Дерптского университета Языков по совету братьев поступил в конце 1822 года. Университет города Дерпта (ныне Тарту) славился тогда прекрасной профессурой. Русских студентов в Дерптском университете было немного, всего 16 человек, среди них – молодой поэт Николай Языков. Практически весь окружающий мир был в тот период жизни для Языкова поводом для восторга. Он много читал, кроме курсов своего факультета прослушал еще множество дополнительных лекций по философии религии, эстетике, теории живописи и даже теоретической физике! Строки лучших стихов того периода как будто пронизаны солнцем и любовью ко всему на свете:

Прекрасно озеро Чудское,

Когда над ним светило дня

Из синих вод, как шар огня,

Встает в торжественном покое…

Талант поэта первым заметил Жуковский, который при посещении Дерпта в 1824 году обласкал Николая и рекомендовал ему дальнейшую поэтическую деятельностью.

Студенческая жизнь, украшенная соприкосновением с фолиантами Сократа и Вольтера, увлечением стихами Шекспира, Шиллера и Гете, протекала весело и беззаботно. Занятия постоянно перемежались молодежными пирушками:

Проснувшись вместе с петухом,

Он в тишине читает Канта;

Но день прошел – и вечерком

Он за вино от фолианта.

Хорошо ему было в Дерпте! В душе была гармония, ожидание бесконечного счастья и безграничной свободы. Поэтический талант Николая развивается и крепнет. О веселой бесшабашной дружбе Языкова и его приятеля Алексея Вульфа знали все в Дерпте. Их шумные студенческие похождения воспевались в студенческих песнях самого Николая Языкова. Здесь царила атмосфера студенческого разгула, и Языков, без которого не обходилась ни одна пирушка, завоевал славу певца любви, дружбы и вина.

В стихах, написанных в дерптский период, любимый знак препинания – восклицательный:

Да будут наши божества

Вино, свобода и веселье!

Им наши мысли и слова!

Им и занятье, и безделье!

Божественное лето

В августе 1824 года в деревенском раздолье Псковского края встретились два молодых человека – высланный из Одессы в псковское имение матери, село Михайловское, молодой поэт Александр Пушкин и сын хозяйки соседнего имения Тригорское Алексей Вульф.

Хозяйкой Тригорского была Прасковья Александровна, мать Алексея и его многочисленных сестер и братьев. Тригорское и Михайловское находились друг от друга на расстоянии двух верст. Михайловское, когда-то пожалованное императрицей Елизаветой Петровной верному денщику и крестнику отца Абраму Петровичу Ганнибалу, через деда перешло к матери Пушкина, Надежде Осиповне, единственной дочери Осипа Абрамовича.

Вульф в то время учился в Дерптском университете и приехал к матери на каникулы. Каникулы заканчивались, он собирался заранее возвратиться в Дерпт, но встреча с Пушкиным поменяла его планы. Чем же привлек Пушкина этот юноша? Ответ краток: «Они – родня по вдохновению». Творчество, поэзия – вот главное в их сближении и дружбе.

Но была и еще одна важная причина – жажда общения ссыльного поэта. Известно, что ссыльный Пушкин, находясь в Михайловском, буквально набрасывался на присылаемые ему книги, журналы, газеты, переписывался с родственниками и друзьями, жаждал общения с ними.

…Осенью 1825 года Пушкин решил с помощью Алексея Вульфа зазвать к себе в гости Николая Языкова. Он пишет Вульфу в стихах:

Здравствуй, Вульф, приятель мой!

Приезжай сюда зимой,

Да Языкова поэта затащи ко мне с собой

Погулять верхом порой,

Пострелять из пистолета…

 Алексей Вульф потом рассказывал, что Языкова он буквально насильно доставил к Пушкину, потому что Николай «был не из тех, которые податливы на знакомства, его всегда надо было неволею привести и познакомить даже с такими людьми, с которыми внутренне он давно желал познакомиться, до того застенчив и скромен был этот человек, являвшийся по стихам своим господином совершенно иного характера».

…Миновала зима, наступила весна 1826 года, и вот, наконец, в середине июня Языков, не в состоянии противиться напору своего друга Вульфа, все же едет в Тригорское.

Прасковья Александровна и ее дочери встретили поэта дружелюбно. Начались пленительные для Языкова дни, которые позднее он воспоет в своих стихах.

Он напишет стихи, посвященные Пушкину, Вульфу, Осиповой, няне Пушкина Арине Родионовне. Он будет работать, по его словам, «пламенно и торжественно». Вспомнит густозеленый сад, пруды, студеную речку Сороть, даже струи которой ему казались гостеприимными…

Какое славное было это лето! Пушкин, Языков и Вульф стреляли из пистолетов, ездили верхом, купались в речке и, конечно же, читали стихи – любимые и собственные. Николай сначала немного робел, но быстро освоился, а его пылкость друзей просто поражала. Забывшись, читая стихи, он мог, например, вскочить на стол. Восхищался беседами с друзьями: «…Что восхитительнее, краше свободных, дружеских бесед, когда за пенистою чашей с поэтом говорит поэт…»

«Сестра прекрасно варила жженку, – вспоминал Алексей Вульф. – Сидим, беседуем, распиваем пунш. И что за речи не смолкающие, что за звонкий смех, что за дивные стихи то того, то другого поэта сопровождали нашу дружескую пирушку! Языков был страшно застенчив, но и то, бывало, разгорячится, и что за стихи говорил он то за чашей пунша, то у ног той же Евпраксии Николаевны».

Жизнь и стихи Пушкина мы знаем наизусть, знаем, что его век был блестящим и безжалостно недолгим, а Языков… О нем речь впереди. Во всяком случае, после встречи с Языковым Пушкин напишет Вяземскому: «Ты изумишься, как он развернулся и что из него будет. Если уж завидовать, так вот кому я должен завидовать. Аминь, аминь, глаголю вам. Он всех нас, стариков, за пояс заткнет».

Вульф и Языков рассказывали Пушкину о своей вольной жизни в Дерпте, о веселых пирушках и студенческих проказах. Они до ночи куролесили в Тригорском, а с вечера до утра устраивали винные посиделки в Михайловском. Влюблялись во всех подряд барышень, флиртовали с ними, танцевали и вволю проказничали. Александре Ивановне Осиповой, падчерице Прасковьи Александровны, Пушкин посвятил чарующие стихи:

Я вас люблю, хоть я бешусь,

Хоть это труд и стыд напрасный,

И в этой глупости несчастной

У ваших ног я признаюсь!

А вот это уже Языков:

Певец Руслана и Людмилы!

Была счастливая пора,

Когда так веселы, так милы

Неслися наши вечера...

Позднее, в 1836 году, Пушкин писал Языкову: «Отгадайте, откуда пишу к Вам, мой любезный Николай Михайлович? Из той стороны – где вольные живали etc, где ровно тому десять лет пировали мы втроем – Вы, Вульф и я; где звучали Ваши стихи, и бокалы с емкой, где теперь вспоминаем мы Вас – и старину. Поклон Вам от холмов Михайловского, от сеней Тригорского, от волн голубой Сороти…»

В 1827 году, когда семья Вульф-Осиповых вновь пригласила Николая Михайловича прибыть в Тригорское на отдых, он с огромной благодарностью вспоминает прошлогоднее «божественное лето» и Пушкина, «который один – Вольтер, и Гете, и Расин». Многие полагают, что, попав в семью Осиповых, в Тригорское, Александр Сергеевич увидел уклад помещичьего дома, а также самих героинь своего романа «Евгений Онегин».

В «Евгении Онегине», в первом варианте 4-й главы, Пушкин, вспоминая дом в Михайловском, пишет: Приют, сияньем муз одетый,

Младым Языковым воспетый,

Когда из капища наук,

Явился он в наш сельский круг

И нимфу Сороти прославил,

И огласил поля кругом

Очаровательным стихом...

Алексей Вульф считал, что его дружба с Пушкиным, их приятельские разговоры нашли отражение в некоторых описанных в романе сценах.

«С большим удовольствием перечел сегодня 8-ю и вместе последнюю главу «Онегина», одну из лучших глав всего романа, который всегда останется одним из блистательнейших произведений Пушкина, украшением нынешней нашей литературы, довольно верною картиною нравов, а для меня лично – источником воспоминаний весьма приятных по большей части, потому что он не только почти весь написан в моих глазах, но я даже был действующим лицом в описаниях деревенской жизни Онегина, ибо она вся взята из пребывания Пушкина у нас, «в губернии Псковской». Так я, дерптский студент, явился в виде геттингенского под названием Ленского; любезные мои сестрицы суть образы его деревенских барышень, и чуть не Татьяна ли одна из них. Многие из мыслей, прежде чем я прочел в «Онегине», были часто, в беседах с глаза на глаз с Пушкиным в Михайловском, пересуждаемы между нами, а после я встречал их, как старых знакомых”.

В сознании самих обитателей усадьбы, а позднее и первых паломников, дом в Тригорском воспринимался как «дом Лариных», а в чертах героев романа «Евгения Онегина» угадывались конкретные лица.

Со временем отдельные уголки парка и некоторые деревья приобрели «статус» собственных имен: «аллея Татьяны», «ель-шатер», «дуб уединенный», «скамья Онегина», «береза-седло»…

«Я надеюсь на Николая Языкова, как на скалу…»

Весной 1827 года в Москве возобновились личные встречи Николая Михайловича с Александром Сергеевичем. Присутствовавший на них А.М. Языков, брат Николая, в письме к родным в Симбирск сообщал: «Пушкин... большой забавник и доставляет нам много удовольствия».

Николай Языков, в числе ближайших друзей, был 17 февраля, накануне свадьбы Пушкина с Натальей Николаевной Гончаровой, на мальчишнике – прощании его с холостой жизнью.

Пушкин всегда восхищался стихами Языкова.

По словам Н.В. Гоголя, после прочтения томика творений Николая Михайловича Пушкин воскликнул: «Зачем он назвал их «Стихотворения Языкова»! Их бы следовало назвать просто: «Хмель!» Человек с обыкновенными силами ничего не сделает подобного: тут потребно буйство сил».

Творчество молодого поэта так пришлось по душе Пушкину, что 25 февраля 1830 года он со страниц «Литературной газеты» говорит: «С самого начала появ

ления своего сей поэт удивляет нас огнем и силою языка. Никто самовластнее его не владеет стихом и периодом. Кажется, нет предмета, коего поэтическую сторону не мог бы он постигнуть и выразить с живостью, ему свойственною».

Несколько иным, не всегда ровным, было отношение Языкова к Пушкину. Так сложились обстоятельства, что Николай до личной встречи с Пушкиным недолюбливал поэта. Его отношение к творчеству гениального поэта в течение жизни претерпело три периода. В юности Языков упорно не признавал Пушкина, ему не нравился «Бахчисарайский фонтан» и даже первые песни «Евгения Онегина». Но к концу 1825 года он поддался обаянию огромного таланта.

На моих похоронах будьте веселы…

«Он знал, что тяжело болен, и шесть лет был под постоянным медицинским наблюдением в Дерпте, где учился в университете, не упуская возможности подлечиться и кружкой пива, и бокалом рейнского вина, и бесконечными влюблениями, – напишет уже в наше время поэт Евгений Евтушенко. – Под пристальным взглядом смерти он предавался самому буйному эпикурейству – и смерть ошеломленно отступала, удивляясь такому штучному изделию природы, как этот поэт, так долго, но весело умирающий. Из всех современников Пушкина, пожалуй, только у Языкова была такая жажда жизни. Его «застольные» и «разгульные» песни, сочинявшиеся в пивных, лоснящихся от засаленных локтей простонародья, обрастали музыкой Алябьева, Танеева, Направника, переводились на немецкий и нередко пелись хором – сразу на двух языках. Говорили, что знаменитая лихая студенческая песня «Крамбамбули» написана именно на языковские слова».

Красивый, молодой, состоятельный, душа общества, Языков быстро стареет, но находит себе спутницу жизни – Софью Дмитриевну. В 1833 году переезжает с молодой женой в деревню, принадлежавшую ему с давних времен. Деревня эта находилась на речке Таштокомяк в Камешкирском уезде Саратовской губернии. Надеясь среди благотворного деревенского простора поправиться, Николай Михайлович предается сочинению духовных стихов. В это же время семейство обзаводится первенцем. Дочь назвали Марией.

Увы, надежды на выздоровление не оправдались. Языков едет на лечение за границу.

В декабре 1846 года Николай Михайлович простудился и с этого времени с удивительным равнодушием стал ждать своей смерти. Пригласил священника, сделал необходимые распоряжения, распорядился даже о том, кого пригласить на свои похороны. Составил меню поминального обеда и список приглашенных лиц. И написал, чтобы все были веселы.

26 декабря 1846 года Языков умер и был погребен рядом с тем местом, где он завещал построить церковь в честь Покрова Пресвятой Богородицы.

Поэт и критик князь П.А. Вяземский в «С.-Петербургских ведомостях» (1847, № 90-91) писал: «Смертью Языкова русская поэзия понесла чувствительный урон. В нем угасла последняя звезда пушкинского созвездия».

Вот то немногое, что известно о судьбе сегодня почти забытого поэта Николая Языкова. 26 декабря 2006 года исполнится 160 лет со дня его смерти.

Подготовила по материалам, опубликованным в Интернете, Людмила МАНАННИКОВА.

Николай Языков

П. А. ОСИПОВОЙ

Благодарю вас за цветы:

Они священны мне; порою

На них задумчиво покою

Мои любимые мечты;

Они пленительно и живо

Те дни напоминают мне,

Когда на воле, в тишине,

С моей Каменою ленивой,

Я своенравно отдыхал

Вдали удушливого света

И вдохновенного поэта

К груди кипучей прижимал!

И ныне с грустию утешной

Мои желания летят

В тот край возвышенных отрад

Свободы милой и безгрешной.

И часто вижу я во сне:

И три горы, и дом красивый,

И светлой Сороти извивы

Златого месяца в огне,

И там, у берега, тень ивы –

Приют прохлады в летний зной,

Наяды полог продувной;

И те отлогости, те нивы,

Из-за которых вдалеке,

На вороном аргамаке,

Заморской шляпою покрытый,

Спеша в Тригорское,

один – Вольтер, и Гете, и Расин –

Являлся Пушкин знаменитый;

И ту площадку, где в тиши

нас нежила, нас веселила

Вина чарующая сила –

Оселок сердца и души;

И все божественное лето,

Которое из рода в род,

Как драгоценность, перейдет,

Зане Языковым воспето!

Златые дни! Златые дни!

Взываю к вам, и где ж они?

Теперь не то: с утра до ночи

Мир политических сует

Мне утомляет ум и очи,

А пользы нет, и славы нет!

Скучаю горько, и едва ли

К поре, ко времени пройдут

Мои учебные печали

И прозаический мой труд.

Но что бы ни было – оставлю

Незанимательную травлю

За дичью суетных наук,-

И, друг природы, лени друг,

Беспечной жизнью позабавлю

Давно ожиданный досуг.

Итак, вперед! Молюся богу,

Да он меня благословит,

Во имя Феба и харит,

На православную дорогу;

Да мой обрадованный взор

Увидит вновь, восторга полный,

Верхи и скаты ваших гор,

И темный сад, и дом, и волны!

Общество семи муз