Публикуется в сокращении. Полный вариант - на сайте gramma.ru

(продолжение)

3. Борьба системы и нормы

У языка есть два измерения, которые обычно обозначаются как "система" и "норма". Норма - это тот язык, на котором мы говорим, который считаем правильным и преподаем в школе. Это язык грамматик, учебников и словарей, пусть даже в них отражается диалектная, жаргонная, ненормативная речь. "Ненормативная" - тоже часть языковой нормы, хотя и отступает от нормы речевой, этической, социальной и т. д. Как определяет энциклопедия, "норма - это совокупность наиболее устойчивых традиционных реализаций языковой системы, отобранных и закрепленных в процессе общественной коммуникации...., совокупность стабильных и унифицированных языковых средств и правил их употребления, сознательно фиксируемых и культивируемых обществом..." [6].

Итак, норма - это "реализация языковой системы". А что же такое сама языковая система? По определению того же словаря, это "множество языковых элементов любого естественного языка, находящихся в отношениях и связях друг с другом, которое образует определенное единство и целостность" [7]. Если норма - это устойчивая реализация системы, то система - это потенциальность языка, которая не исчерпывается никакой конкретной реализацией. История языка есть история борьбы системы и нормы, а также постепенного расширения нормы под воздействием системы, все более полно раскрывающейся в историческом бытии языка.

Например, один из элементов глагольной системы русского языка - образование переходных глаголов от имен существительных и прилагательных посредством приставки "о-" ("об-"): "свет - осветить", "круглый - округлить", "новый - обновить" и т. д. По этой модели образуются десятки глаголов, но ее возможности далеко не исчерпаны их наличной реализацией, т.е. "нормой". В ряду возможных образований - те слова, которые уже были сотворены поэтами: "омОлнить" (А. Белый), "онебЕсить" (И. Северянин), "огрОмить" (В. Маяковский). "Мир огромив мощью голоса, иду - красивый, двадцатидвухлетний". Такие слова иногда называют "потенциальными", поскольку они входят в ряд системных возможностей языка. Но между актуальными и потенциальными словами, между нормой и системой нет непроходимой пропасти. Многие потенциальные слова постепенно актуализируются в языке, входят в норму, а тем самым и расширяют ее. Например, к числу вполне нормативных лексических единиц уже можно отнести глаголы "озвучить" и "оцифровать", которые еще недавно, 10-15 лет назад, были всего лишь потенциальными словами. А на подходе еще множество слов, образованных по той же модели и уже находящих применение в речи (например, в интернете встречается около 600 случаев употребления глагола "осетить" и около 500 - "обуютить", причем эта статистика относится только к инфинитиву).

осЕтить - перенести в сеть, вывесить, опубликовать в сети.
Можно осетить: роман, журнал, бумажные издания, книгу, бизнес, полемику, дискуссию, агентство, проблему, выборы...
Твой бизнес давно пора осетить, он не может двигаться только бумажной рекламой.

обуЮтить - сделать уютным, придать уютности.
Как нам обуютить Россию?
- Сначала попробуй обуютить свой дом.

ожУтить - сделать жутким, придать жуткости.
Современная массовая культура стремится ожутить явления, чтобы эмоционально взбодрить психику, уже притупленную воздействием массмедиа.

особЫтить - насытить событиями, придать больше событийности.
С утра он уже начинал думать, как особытить день.

опривЫчить - сделать привычным, ввести в привычку.
Чтобы опривычить ремни безопасности, пришлось ввести штраф.

остолИчить - сделать столичным, превратить в столицу.
Нынешние власти пытаются остоличить Питер, свою малую родину.

осюжЕтить - превратить в сюжет, придать свойство сюжетности.
Пишу роман об одном полузабытом поэте и думаю, как осюжетить его небогатую событиями жизнь.

оглагОлить - сделать глаголом, превратить в глагол.
Приставка "о" позволяет в принципе оглаголить любую именную основу.

Наряду с переходными глаголами по той же модели образуются и непереходные, возвратные глаголы с постфиксом -ся.

Переехал в Москву, остоличился и с деревенскими уже не знается.
Ты куда, за книгами? - Нет, я уже окнижился.

Это лишь маленький пример того, как система языка постепенно одерживает победу над нормой и раздвигает ее границы. При этом норма, со своей стороны, отчаянно сопротивляется и с большой неохотой впускает в себя новые слова. Слово "озвучить" вызывало и сейчас еще вызывает обструкцию у некоторых пуристов, а слово "оцифровать" было принято в технический, а затем и публичный язык за неимением альтернативы ("дигитализировать" - слишком громоздко и специально). Причем это не бессмысленное упрямство, у нормы есть свой резон: если все потенциальные слова разом окажутся "в норме", общество может не переварить такого избытка средств выражения, возникнут трудности взаимопонимания. Поэтому процесс перехода системы в норму - исторически долгий и трудный, но тем не менее - процесс, который можно и должно ускорять по мере того, как ускоряется развитие глобальной инфосферы и ее запросов к каждому национальному языку. Не может процесс реализации системных возможностей русского языка идти ныне таким же темпом, как в 16-ом, 17-ом или даже 19-ом веках.

4. Кто кому предлагает новые слова: мы языку или язык нам? Неологизм как проявление системности языка

Когда мы что-либо предлагаем языку, то полезно задаться вопросом: а не язык ли это предлагает нам? Может быть, это его инициатива?

Когда я только приступал к Проективному словарю русского языка "Дар слова" [http://www.emory.edu/INTELNET/dar0.html], отдельные новые слова вспыхивали во мне, и мне представлялось, что это деятельность лингвистического воображения. Можно сочинять стихи, а можно - слова. Но когда впоследствии эти вспышки участились и слова стали приходить десятками и сотнями, я почувствовал, что дело вовсе не в моих изобретательских способностях. За частотой и многоточечностью этих вспышек, приходящих из разных лексических групп и морфологических моделей, проступало свечение самой системы языка, которая прорастает сразу отовсюду и во всех направлениях. Далеко не сразу я стал понимать, что словотворчество есть дар самого языка, который неизмеримо богаче любой нормы и требует признания себя как системы, хочет быть слышимым и мыслимым во всем своем растущем объеме.

Если вдуматься, то даже самые смелые неологизмы окажутся проявлением системности языка, расширением его регулярных моделей, его щедрым даром нам, говорящим. И Хлебников, и Маяковский работали с системностью русского языка, выявляли пределы ее возможностей, прощупывали слово на сгибах. Такие слова, как "творянин", "вещьбище", "серпастый", - не произвол, а проявление системности в словообразовании. Если есть "дворянин", то может быть и "творянин". При наличии "лежбища" напрашивается "вещьбище". Если есть "лобастый", почему не быть "серпастому"? Такие поэтические и фантазийные хлебниковские неологизмы, как "дружево", "ладомир", "времирь" - тоже системные слова, образованные по действующим в языке моделям. Вот как действует эта модель, построенная на глубокой, многочленной морфологической аналогии (параллелизме):
круг - друг
кружить - дружить
кружево - дружево (ткань, кружево дружеских отношений)

Слово "дружево" можно применить к "кружеву" тех дружеских связей, которые не предполагают дружбы в собственном смысле слова. Дружево - это сеть знакомств и приятельств, где люди оказывают друг другу услуги "по дружбе". Другие хлебниковские неологизмы тоже системны. "Ладомир" строится по модели "влади-мир", "вели-мир". "Времирь" (птица времени, "стая легких времирей") - по модели "снег-ирь".

Все эти неологизмы не просто украшают поэтическую речь и усиливают ее образность - они активизируют определенные модели языка, показывают их в действии. Иногда они даже создают эти модели, возводят в ранг словообразующих морфем отдельные элементы слова, которые раньше не употреблялись в таком качестве. Например, хлебниковское "красивейшина" (о павлине) превращает в активную словообразовательную модель сложный суффикс "ейшина", представляющий собой сочетание суффикса "ейш" превосходной степени прилагательного (красивейший) и суффикса существительного "ина" (молодчина, старшина).

Раньше в языке было только одно слово "старейшина", где эти два суффикса срастались. Хлебников же превращает уникальный случай в работающую модель, по которой могут строиться и другие существительные со значением "превосходный в своем роде", "представитель наибольшей степени качества", например, "юнейшина", "мудрейшина", "добрейшина", "сильнейшина" и т. д.

Чем интереснее и своеобразнее поэтический неологизм, тем более глубокий уровень языковой системы он открывает и приводит в действие. Нельзя не согласиться с филологом, хлебниковедом В.П. Григорьевым: "Словотворчество как объект поэтической рефлексии Хлебникова и способ преобразования "самовитого слова" обнаруживает неизвестные нормированному литературному языку пределы членимости слов на морфемы, специфические проблемы чересступенчатой и потенциальной неологизации". [9] По-новому членя слово, неологизм придает словообразовательную активность тем элементам языка, которые раньше оставались пассивными, разрозненными, внесистемными или слабосистемными, по крайней мере в плане словообразования. С каждым неологизмом усиливается регулярность тех или иных моделей. Лишь по видости неологизм нарушает лексическую систему языка, как "беззаконная комета в кругу расчисленном светил". На самом деле, нарушается не система, а норма, и нарушается она именно под воздействием системы. Каждый неологизм - это сдвиг языка в сторону большей системности.

Продолжение следует...

М.Н. Эпштейн, руководитель Центра творческого развития русского языка при МАПРЯЛ,
доктор филологических наук, профессор теории культуры и русской литературы университета Эмори (Атланта, США)

по материалам www.gramma.ru