ЗВАНЫЙ ГОСТЬ

Есть женщины, которые, несмотря на почтенный возраст, сохраняют особое обаяние. В свете внимательных глаз, в приветливой улыбке, в мимике и жестах, исполненных женственности и достоинства, а ещё в том, что трудно поддаётся описанию, явно чувствуется то, что можно обозначить словами «порода», «наследственность», «корни». Такова и наша собеседница екатеринбурженка Светлана Андреевна ЛЕВИЦКАЯ, чьё родословное древо произрастает из древних родов баронов Дельвигов и семьи Левицких.

– Светлана Андреевна, в свои юные годы, когда в составе легкоатлетической команды побывали в Северной Пальмире, вы, наверное, ещё не подозревали, что почти двести лет назад по улицам этого города прогуливались Александр Сергеевич Пушкин и ваш кровный родственник Антон Антонович Дельвиг. Как вы, студентка Уральского лесотехнического института, активная комсомолка, отважная парашютистка и бегунья, пришли к исследованию ваших дворянских корней? 

– Да, в юные годы я занималась лёгкой атлетикой. В 1958 году приехала в Ленинград на зимнее первенство Вооружённых сил СССР. Но тогда я не знала, что причастна к роду баронов Дельвигов, а через них – к известным родам Пушкиных, князей Волконских, графов Толстых, баронов Врангелей… А с парашютным спортом меня, к сожалению, связывают только два прыжка: непригодна по зрению. И всё же удалось осуществить свою мечту и испытать себя «на прочность». Долгий путь поисков и надежд прошла я, прежде чем сказать Антону Дельвигу по-родственному: «Здравствуй, мой Дельвиг!» В далёкие 60-е годы появилась в нашей семье моя бабушка по отцу, Лидия Ивановна Левицкая, переехавшая к нам из Калуги. Годы репрессий, которых ей не удалось избежать, не прошли даром. Она никогда не рассказывала о своей нелёгкой судьбе. А мы с братом, совсем ещё «зелёные», ни о чём её не спрашивали. Жили своей молодой жизнью… Однажды бабушка как бы между прочим рассказала мне, что Левицкие и Дельвиги имеют родственные отношения. Она говорила, что в «Мемуарах» одной из родственниц Л.Н. Толстого об этом упоминается. Более подробно об этих связях она не говорила. Сейчас, спустя много лет со дня смерти бабушки, пытаюсь понять: почему она ничего не рассказала нам о Дельвигах? Ведь её свекровью была баронесса Росса Александровна Дельвиг, по мужу Левицкая, племянница барона Антона Антоновича Дельвига, родного брата её отца Александра Антоновича.
Насколько бабушка облегчила бы мои поиски!.. Но, видно, жизнь научила «держать язык за зубами» и, опасаясь за нас, она унесла свою тайну навеки с собой. 

В 1986 году у меня появилась книга дочери графа Л.Н. Толстого Татьяны Львовны Сухотиной-Толстой, из которой я узнала, что барон Александр Антонович Дельвиг жил с семьёй в имении Хитрово Тульской губернии по соседству с Покровским – имением сестры Л.Н. Толстого Марии Николаевны. Т.Л. Сухотина-Толстая писала о своей подруге баронессе Россе Александровне Дельвиг, за которой ухаживал офицер Левицкий, вскоре ставший её мужем. Это оказались мои прабабушка и прадед. Но это откроется мне потом! 

Ещё одно: мне попалась статья Д. Шевченко «Живая ветвь», где сообщалось, что Л.Н. Толстой в пятом колене является племянником А.С. Пушкина. А это значит, что Дельвиг и Пушкин через Л.Н. Толстого, а именно через его сестру, графиню Анну Петровну Толстую, в замужестве баронессу Дельвиг (жену младшего брата барона Ивана Антоновича Дельвига), имеют родственные связи. С тех пор и начался мой архивный поиск. В конце концов я составила генеалогическое древо и поколенную роспись. Получила диплом действительного члена Российского дворянского собрания как потомок дворянского рода Левицких. Но поиск продолжался. 

– Ваша книга «Здравствуй, мой Дельвиг!» имела читательский успех. Она посвящена и вашему генеалогическому поиску и даёт популярное жизнеописание поэта Антона Дельвига. Хочется коснуться литературного дарования Антона Антоновича, его места в отечественной словесности. Ведь, что ни говори, а все писатели, жившие во время и рядом с Пушкиным, оказались в его тени. Кстати, что более всего ценил Пушкин в творчестве своего лицейского друга?
– Пушкин восторженно отзывался о поэтическом даре Дельвига:

…О Дельвиг мой: твой голос пробудил
Сердечный жар, так долго усыпленный,
И бодро я судьбу благословил.
С младенчества дух песен в нас горел,
И дивное волненье мы познали;
С младенчества две музы к нам летали,
И сладок был их лаской наш удел:
Но я любил уже рукоплесканья,
Ты, гордый, пел для муз и для души;
Свой дар как жизнь я тратил без вниманья,
Ты гений свой воспитывал в тиши.

П.А. Плетнёв спрашивал: «Дельвиг, где ты учился языку богов?» На что Дельвиг отвечал: «У Кошанского». Поэтическое дарование Антона Дельвига проявилось в годы учёбы в Царскосельском лицее, когда он впервые опубликовал своё стихотворение в 1814 году в журнале «Вестник Европы» под псевдонимом Русской. Им же была написана «Прощальная песнь воспитанников Царскосельского лицея» на музыку Теппера де Фюргюсона, которая произвела впечатление на государя Александра Павловича. На долгие годы она стала гимном лицея, а бывшие воспитанники первого курса пели её на лицейских сходках 19 октября. Служба в Публичной библиотеке дала Дельвигу прекрасный случай довершить своё литературное образование. Благодаря знакомству с Николаем Ивановичем Гнедичем, переводчиком «Илиады», он изучил греческий язык. Это позволило ему создать неизвестные ранее в русской литературе идиллии, которыми так восторгался Пушкин: «Идиллии Дельвига для меня удивительны, какую силу воображения должно иметь, дабы так совершенно перенестись из 19-го столетия в золотой век, и какое необыкновенное чутьё изящного, дабы так угадать греческую поэзию сквозь латинские подражания или немецкие переводы; эту роскошь, эту негу, эту прелесть более отрицательную, чем положительную, которая не допускает ничего напряжённого в чувствах, тонкого, запутанного в мыслях, лишнего, несоответственного в описаниях». 

Барон Розен, представляя Дельвига «классическим, античным явлением, неожиданным в наше время и будто бы взятым прямо из школы Платона», выразил своё восторженное уважение к поэту в альманахе, поместив пушкинскую «Загадку»:

Кто на снегах возрастил Феокритовы нежные
розы?
В веке железном, скажи, кто золотой угадал?
Кто славянин молодой, грек духом, а родом
германец?
Вот загадка моя: хитрый Эдип, разреши!..

И.В. Киреевский в «Обзоре русской словесности» с восторгом пишет о Музе Дельвига: «Барон Дельвиг… не принадлежит ни к одной из новейших школ и даже подражания его древним носят печать оригинальности». 

В. Эртель писал: «Я не знал, как согласить глубокое чувство, игривый характер и истинно русскую оригинальность, которые отражаются в его стихотворениях, с этой холодною наружностью и немецким именем». 

Однако стилизации Дельвига, написанные гекзаметром и пентаметром, не утвердились в русской поэзии. В эти же годы поэт осваивает форму сонета. Дельвигу принадлежат такие яркие сонеты, как «Вдохновение», «Н.М. Языкову», «Златых кудрей приятная небрежность», «С.Д. Пономарёвой» и другие. 

Считая Дельвига родоначальником русского сонета, Пушкин писал:

У нас его ещё не знали девы,
Как для него уж Дельвиг забывал
Гекзаметра священные напевы.

Романсы как апофеоз любви – одни из лучших в творчестве Дельвига.
Прекрасный день, счастливый день: 

И солнце, и любовь!
С нагих полей сбежала тень –
Светлеет сердце вновь.
Проснитесь, рощи и поля;
Пусть жизнью всё кипит:
Она моя, она моя!
Мне сердце говорит…

…Вспоминается одно из шуточных четверостиший Дельвига по случаю обеда у Пушкиных, не любивших роскошного стола:

Друг Пушкин, хочешь ли отведать
Дурного масла, яиц гнилых?
Так приходи со мной обедать
Сегодня у своих родных.

Пожалуй, главное место занимают в творчестве Дельвига былинные мотивы, песни в русском духе и романсы. Они привлекали внимание известных композиторов: А. Алябьева, создавшего знаменитого «Соловья», М. Глинку («Ах ты, ночь ли, ноченька»); А. Даргомыжского («Мне минуло шестнадцать лет»); М. Яковлева («Роза») и других. 

Хочется сказать и о человеческих качествах Антона Антоновича. По воспоминаниям Анны Керн, «весь кружок даровитых писателей и друзей группировался около Пушкина… Но душою всей этой счастливой семьи поэтов был Дельвиг, у которого в доме чаще всего они и собирались. Дельвиг соединил в себе все качества, из которых слагается симпатичная личность. Любезный, радушный хозяин, он умел счастливить всех, имевших к нему доступ». 

– Характер, поведение Дельвига производили на современников странное впечатление. Вообще его с детства сопровождали какие-то мистические явления… Будучи одарённым тонкой лирической душой, он, судя по результатам аттестации лицеистов, не отличался особыми успехами… А забавный случай – ожидание встречи с Державиным?.. 

– Антон Дельвиг рос болезненным мальчиком и до четырёх лет не говорил. Мать отвела сына в Чудов монастырь, и, приложившись к святым мощам, он сразу заговорил. В возрасте пяти лет Антону было видение, чем он поделился с родителями, приведя их в волнение. Дельвиг был очень суеверен, вспоминал современник: «…Не говоря о 13-ти персонах за столом, о подаче соли, о встрече со священником, он не упускал случая, чтобы не плюнуть ему вслед. Тогда не было ни железных дорог, ни телеграфа, и потому известие о смерти Дельвига могло быть получено в деревне, где жила его мать, гораздо позже 17-го января, дня его имени. В этот день в церкви ошибкою поминали не за здравие, а за упокой души барона Антона, что сильно встревожило мать и сестёр Дельвига». Можно думать, что это случайная ошибка, если бы вокруг Дельвига не происходило многого другого, кажущегося чудным. А вот ещё одно мистическое свидетельство: «Мать узнала о его смерти из «Северной пчелы»…» 

И снова из воспоминаний А.И. Дельвига: «Летом 1830 года в Петербург приехал Н.В. Левашов с семейством и поселился в доме близ Владимирской церкви… Однажды Дельвиг и Левашов условились в том, что кто первый из них умрёт, тот обязан явиться к оставшемуся из живых, но если последний испугается, то немедля удалится. Левашов забыл об этом условии, как спустя немного времени после смерти Дельвига, вечером, читая книгу, увидел приближающегося к нему… Дельвига. Левашов так испугался, что немедля побежал сказать о своём видении, конечно, исчезнувшем, жене своей, которая и не помнила о сделанном между ними условии». Все эти случаи приводятся и цитируются в моей книге, их я собирала по крупицам. 

…На переходном экзамене, где присутствовал великий Державин, свои «Воспоминания в Царском Селе» должен был читать Александр Пушкин. Он вспоминал: «…Как узнали мы, что Державин будет к нам, все мы взволновались. Дельвиг вышел на лестницу, чтобы дождаться его и поцеловать руку, написавшую «Водопад». Державин приехал. Он вошёл в сени. И Дельвиг услышал, как он спросил у швейцара: «Где, братец, здесь нужник?» Этот прозаический вопрос разочаровал Дельвига, который отменил своё намерение и возвратился в залу. Дельвиг это рассказывал мне с удивительным простодушием и весёлостию». 

Учёба в Царскосельском лицее доставалась Дельвигу нелегко. Свою оценку дал надзиратель по учебной и нравственной части Мартын Пилецкий-Урбанович: «Барон Дельвиг 14-ти лет. Способности его посредственны, как и прилежание, а успехи весьма медленны. Мешкотность вообще его свойство и весьма приметна во всём, только не тогда, когда она шалит или резвится: тут он насмешлив, балагур, иногда и нескромен: в нём примечается склонность к праздности и рассеянности…» 

Второй директор лицея Егор Антонович Энгельгардт писал о Дельвиге: «В нём вспыхивает иногда, хоть слабый, огонь поэзии. Благодаря Жуковскому, он занимается с некоторого времени с большим усердием немецким языком. В играх и шутках его высказывается некоторая ирония. Он всеми способами достаёт себе книги и читает всё без разбора, преимущественно во время лекций. Русскую литературу он изучил лучше всех своих товарищей». 

Выпускные экзамены Антон Дельвиг выдержал далеко не блестяще и был зачислен на второй разряд третьим с конца, зато рядом с Александром Пушкиным – четвёртым с конца. 

– Для редакции «Литературной газеты» и для её верных читателей имя Антона Дельвига особенно дорого и почитаемо в связи с тем, что он стоял у начала нашего издания. Как это произошло? Была ли последующая передача руководства газетой А.С. Пушкину скрытой конкуренцией или творческим соратничеством верных друзей? Заметим, кстати: в те времена ещё не было никаких союзов писателей, и именно дельвиговско-пушкинская «Литературка» стала своеобразным объединяющим, корпоративным центром литераторов России… 

– Зная об опыте редактирования Дельвигом альманахов «Северные цветы» и «Подснежник», Пушкин и Вяземский уговорили барона взять на себя обязанности издания новой «Литературной газеты». Это случилось в 1829 году. В её программу входили: 1) изящная словесность (стихи и проза); 2) библиография; 3) критика; 4) смесь (известия о театрах, анекдоты, объявления, учёные известия и т.д.). Периодичность раз в пять дней, размером в печатный лист, большого формата. В состав группы литераторов входили: И. Крылов, В. Жуковский, И. Козлов, Е. Баратынский, Н. Языков, П. Катенин, Д. Давыдов, М. Максимович, А. Норов, В. Одоевский, П. Плетнёв и другие. Особенно деятельное участие приняли Пушкин, Вяземский и О. Сомов, который взял на себя и хозяйственные хлопоты по изданию. 

«Газета Дельвига – петербургский «Globe»…» – так оценил А.И. Тургенев в письме к Вяземскому «Литературную газету». 

Дельвиг стал редактором-издателем «Литературной газеты» с 1 января 1830 года. Но в конце января он вместе с женой по семейным обстоятельствам уехал в Москву. В его отсутствие «Литературная газета» издавалась Пушкиным и князем Вяземским; техническую помощь осуществлял О.М. Сомов. В отсутствие Дельвига было выпущено 12 номеров. В них был задан тон всей газете, определялось её место в общественно-политической и литературной жизни. 

В конце февраля барон возвращается в Петербург, а Александр Сергеевич в марте покидает столицу, решалась его судьба, предстояло объяснение с будущей тёщей. 

Дельвиг вновь приступил к своим обязанностям редактора-издателя «Литературной газеты».
Наступает октябрь 1830-го. Очередной 65-й номер газеты запрещён! Как и сама «Литературная газета». По указанию начальника III Отделения графа Бенкендорфа. Причина – стихи Казимира Далавиня, посвящённые жертвам июльской революции в Париже. Бенкендорф вызвал к себе Дельвига, пригрозил ему: «И вас и ваших друзей Пушкина, Вяземского – уже упрячу, если не теперь, то вскоре, в Сибирь». 

Последние две газеты за 1830 год и три номера за 1831 год вышли перед самой смертью Дельвига, уже под редакцией Сомова. 

– Итак, род Дельвигов соединился с родом Левицких. Расскажите, пожалуйста, об их судьбе, и в частности о драматической, загадочной и незавершённой биографии вашего деда Петра Левицкого. 

– Мой дед Пётр Петрович Левицкий – сын потомственного дворянина Тульской губернии, штабс-капитана Петра Петровича-старшего и его супруги Россы Александровны, урождённой баронессы Дельвиг (племянницы барона Антона Антоновича Дельвига). Участник Первой мировой войны, был награждён орденами Св. Анны с надписью «За храбрость», Св. Станислава и орденом Св. Владимира с мечами и бантом. В 1915 году после ранения был направлен в полк Забайкальского казачьего войска, где принял 4-ю (Штандартную) сотню. Вместе с семейством (женой Лидией Ивановной и сыном Андреем – моими бабушкой и отцом) он был зачислен в войсковое сословие станицы Знаменской. Произведён в есаулы, принял должность помощника командира по хозяйственной части. Связь с Петром Петровичем оборвалась, когда Лидия Ивановна с сыном уехала к своей матери в Смоленскую область… Далее – много смутного, неясного. Но я продолжаю поиск своих корней… 

Из писем Иннокентия Писарева, эмигрировавшего в Австралию, узнала, что после 1917 года Пётр Петрович с полком прибыл в Забайкалье уже в чине войскового старшины и был произведён атаманом Семёновым в полковники, затем – в генерал-майоры. В Верхнеудинске он командовал Харачинской конной дивизией. 

По одной версии, он погиб в 1922 году. Однако в книге Л. Юзефовича «Самодержец пустыни» приводятся другие сведения о судьбе деда. Генерал-майор Левицкий увёл свою дивизию из Верхнеудинска на юг, возможно, он получил приказ Семёнова идти на Монголию. Вдруг Харачины взбунтовались и вырезали около сотни спящих русских офицеров и казаков. Самому Левицкому удалось бежать. Значит, дедушка спасся, остался жив? И новая информация – из книги П. Балакшина «Финал в Китае. Возникновение, развитие и исчезновение Белой эмиграции на Дальнем Востоке». Левицкий – один из помощников Гутмана. Одно время служил в Русском полку в Шанхае. Далее перебрался в Тяньцзинь и пристроился на полицейскую службу к майору Таки и к Гутману. И вновь след обрывается! О нём ли говорится? Не указано имя и отчество Левицкого. 

– Вернёмся к Антону Антоновичу Дельвигу, вернее, к тому, что связано с увековечением памяти об этом замечательном поэте и общественном деятеле. Например, ежегодно в Ясной Поляне собираются со всего мира потомки Льва Толстого. Существует подобная связь у Дельвигов? В каких памятных местах наряду с лицеем рассказывается нам об Антоне Дельвиге? 

– К сожалению, я не знаю, собираются ли Дельвиги со всего мира. Но я общаюсь с Дельвигами из Москвы, Англии. По сообщению из Англии от Алексея Александровича Дельвига, наши шведские родственники скоро выпустят книгу о роде баронов Дельвигов. У них есть моя книга «Здравствуй, мой Дельвиг!». 

Книга имеется также во многих музеях, в лицее, в Музее-квартире А.С. Пушкина, библиотеках Национальной, Академии наук России, Санкт-Петербурга, в частных коллекциях России, СНГ и за рубежом: Англии, США, Швеции, Шотландии. Мне приятно, что я свою миссию выполнила, выпустив книгу «Здравствуй, мой Дельвиг!» – исполнила его наказ через 200 лет:

Твой друг ушёл, презрев земные дни,
Но ты его, он молит, вспомни…

А ещё хочу рассказать о доме поэта, который благодаря любви к Дельвигу и Пушкину удалось отстоять петербуржцам. 19 октября 1968 года, в лицейскую годовщину, в связи со строительством нового павильона метро (станция «Достоевская») дом подлежал сносу. Люди, которым был дорог пушкинский Петербург, пришли на Владимирскую площадь, чтобы отстоять дом ‹ 1 по Загородному проспекту, где в последние свои годы (1828–1831) жил русский поэт барон Антон Антонович Дельвиг. Стихийная «лицейская сходка» оживила Владимирскую площадь звуками труб. В проёмах окон дома Дельвига вспыхнули факелы, и на всю площадь прозвучала запись незабываемой речи любимого лицеистами преподавателя А.П. Куницына. И ещё было сказано о значении этого дома для истории пушкинского Петербурга. Люди пели под гитару «Прощальную песнь воспитанников Царскосельского лицея» на слова Дельвига. А в заключение трубачи исполнили «Гимн великому народу» Г.М. Глиэра. Благодаря организаторам этой акции дом Дельвига выстоял. «Не зарастёт народная тропа» к дому, где некогда собиралась их «бедная кучка». Этот дом можно было бы превратить в Дом-музей русского поэта барона А.А. Дельвига. Вот это был бы ПАМЯТНИК ПОЭТУ! 

– В память о вашем именитом предке, первом редакторе «Литературной газеты», редакция установила ежегодные литературные премии… 

– Это прекрасно! Я благодарна «Литературной газете» – и не только как родственница Дельвига, но как читатель, как член Пушкинского общества города Екатеринбурга. 

Беседу вёл Владимир БЛИНОВ, собкор «ЛГ» по Уралу, ЕКАТЕРИНБУРГ