Литература

Гражданство небесное и земное

ШТУДИИ

О знаменитом «зальцбруннском» письме В.Г. Белинского Н.В. Гоголю, написанном в июле 1847 года, А.И. Герцен сказал: «Это – гениальная вещь, да это, кажется, и завещание его». То же, по существу, можно сказать и о книге «Выбранные места из переписки с друзьями», которая вызвала столь яркий отклик критика. Последняя из опубликованных при жизни Гоголя, эта книга тоже стала завещанием. И оба эти произведения потрясли читающую публику своего времени. Оба сочинения воспринимались как крамольные: книга Гоголя – потому что он в ней выступил как проповедник неожиданно для многих, письмо Белинского – потому что было похоже на некий политический манифест. И хотя оно ещё долго оставалось неопубликованным, но во множестве списков разошлось по всей России. 

А в советское время вообще произошла странная вещь. Письмо Белинского, которое знали даже школьники, по понятным идеологическим причинам было более известным, чем сами «Выбранные места...», о которых в нём шла речь. Этой книги не было ни в каких учебных программах, и пониманием идей Гоголя особенно не утруждались. Считалось, что Гоголь, в конце жизни подпавший под влияние духовенства, стал вдруг реакционером и «мракобесом». 

Казалось бы, этот период давно остался в прошлом. Но изменилось ли понимание исторического диалога двух классиков? В основном, нет. 

Нередко приходится слышать от просвещённых вроде бы людей повторение штампов почти столетней давности – о Белинском-«революционере» и Гоголе-«мракобесе». 

Не был Гоголь мракобесом. Его пристальное внимание к нравственному уровню современного ему общества и шокировавший многих призыв к христианизации жизни, прозвучавший в «Выбранных местах...», – это всё означает, что Гоголь на определённом этапе своей жизни решился обратиться к обществу напрямую с религиозной проповедью. А это никак нельзя назвать реакционной позицией. Наоборот, следование религиозным заповедям – это, возможно, и есть самый прямой путь эволюционного развития. Не был и Белинский революционером. Как известно, он довольно прохладно, с разочарованием отнёсся к революционным событиям 1848 года во Франции. 

Они оба писали об эволюционном развитии общества, правда, руководствуясь при этом разными побудительными мотивами. Белинский – сочувствием к обездоленным слоям населения, а Гоголь – болью за нравственное несовершенство общества в целом, грозящее гибельными последствиями всем. 

Более того, они оба, по существу, вели речь о влиянии христианства на жизнь. По мнению Гоголя, влияние религии должно выразиться в смягчении нравов. И тогда люди, находясь в тех условиях, которые есть сейчас, не дожидаясь внешних перемен, данных сверху властью, сами в силу своего более гуманного, разумного и рационального отношения ко всему смогут изменить многое в жизни. А затем эти внутренние изменения приведут и к изменению внешних форм, но естественно и закономерно. 

Белинский противопоставляет этой гоголевской логике уже имеющиеся достижения европейской цивилизации: гражданские свободы, права человека, просвещение, более прогрессивные законы и их выполнение. Это и более гуманно по отношению к людям, и ближе к христианскому идеалу. 

Однако Белинский пишет о результатах влияния христианства на жизнь народов и ничего не упоминает о процессе, как это было и как это должно быть в России, чтобы достичь подобного состояния дел. Достаточно ли только реформ? Или проблема ещё и в низком нравственном уровне человека и, следовательно, общества, что приводит к негативным последствиям и во внешних проявлениях – в социальной, политической, экономической областях? 

Что делать с качеством самого человека, если оно оставляет желать лучшего и в таком же негативном направлении влияет на всё? Белинский эту проблему как будто вовсе не замечает. Гоголь, в противоположность ему, всецело сосредоточился на решении этого вопроса. И хотя ни тот ни другой не дали полного и исчерпывающего ответа на вопрос о том, как усовершенствовать жизнь российского общества, но всё-таки гоголевский подход был более реалистичным. 

Действительно, в будущем неоднократно повторялась ситуация, когда общество возлагало много надежд на реформы, надеясь с их помощью решить сразу все проблемы или многие из них. А потом разочаровывалось в результатах этих реформ. Потому что какие бы ни были прогрессивные цели и правильные лозунги, но при их практическом исполнении выступает на первый план качество самих исполнителей, которое наполняет конкретным содержанием абстрактные идеи. А оно зачастую уводит куда-то далеко в сторону от тех лучезарных перспектив, которые поначалу рисовались в мечтах и планах. И в результате получается то, чтo соответствует не лозунгам и названиям, а качеству (то есть нравственному уровню) человека и общества в целом. 

Прежде чем совершить великое дело, нужно «состроиться» внутренне. Это одна из любимых мыслей Гоголя. Это правило он применял в первую очередь к самому себе, но видел его универсальность во всех областях жизни, в том числе и в судьбах людей, и в исторической судьбе российского общества. Он писал в неотправленном письме Белинскому:
«Нужно вспомнить человеку, что он вовсе не материальная скотина, но высокий гражданин высокого небесного гражданства. Покуда он хоть сколько-нибудь не будет жить жизнью небесного гражданина, до тех пор не придёт в порядок и земное гражданство». 

Как помочь человеку «состроиться»? Как повернуть душу человека к благу, чтобы вследствие этого не было ни уродливых отношений, ни антигуманных законов? Вот какую задачу пытался решить Гоголь в то время, когда он жил, и в тех условиях, в которых находилась тогда Россия. 

Одним из таких условий было, в частности, крепостное право. Казалось бы, в этих уродливых отношениях не до нравственного роста. Но Гоголь и в такой ситуации увидел возможность возрождения и развития. Помещик должен стать не просто владельцем богатств и поглотителем чужого труда, а должен сделать из своих крестьян трудолюбивых, зажиточных и высоконравственных людей. А для этого он должен забыть о роскоши, руководить своим хозяйством, помогать разорившимся крестьянам, быть для них судьёй, воспитателем, благотворителем и даже проповедником христианства. Словом, жить по принципу: кому много дано, с того много и спрашивается. Эта утопия Гоголя имеет мало отношения к тому, что на самом деле тогда существовало в России. Только названия здесь прежние: помещик, крепостные. Фактически за эти названия и критиковали Гоголя, в частности Белинский назвал его «проповедником кнута, апостолом невежества». 

Утопия Гоголя современникам показалась нелепой и смешной. Но знание дальнейшего хода истории (с убийствами царей, революциями и Гражданской войной, сталинской диктатурой и ГУЛАГом) заставляет иначе посмотреть на утопию Гоголя. И смешной она уже не кажется. 

И возникает вопрос: действительно ли Гоголь, заботившийся о христианском преображении человека, написал утопию, или утопией как раз является намерение только лишь экономической или политической реформой преобразовать жизнь и обеспечить эволюционное развитие? И не был ли его подход как раз самым реалистичным и видимый им путь – самым прямым и коротким?
Ведь Гоголь предлагал не идеал навсегда, а путь, который можно начать с любого момента и в любых условиях. Эволюция подразумевает и внешние перемены, вырастающие на основе внутренних. И Гоголь писал о нравственном росте человека не только как о том, что ценно само по себе, но и как о необходимой основе для преобразования общества:
«Общество тогда только поправится, когда всякий частный человек займётся собою и будет жить как христианин, служа Богу теми орудиями, какие ему даны, и стараясь иметь доброе влияние на небольшой круг людей, его окружающих. Всё придёт тогда в порядок, сами собой установятся тогда правильные отношения между людьми, определятся пределы законные всему. И человечество двинется вперёд». 

Тогда результатом могут быть те достижения, которые были так необходимы России и образцы которых Белинский видел в западной цивилизации:
«...Россия видит своё спасение не в мистицизме, не в аскетизме, не в пиетизме, а в успехах цивилизации, просвещения, гуманности. Ей нужны не проповеди (довольно она слышала их!), не молитвы (довольно она твердила их!), а пробуждение в народе чувства человеческого достоинства, столько веков потерянного в грязи и навозе, права и законы, сообразные не с учением церкви, а с здравым смыслом и справедливостью, и строгое, по возможности, их выполнение». 

Справедливые права и законы и строгое их выполнение – это и есть те самые «правильные отношения между людьми» и «пределы законные всему», к которым стремились и Гоголь, и Белинский. Но для Белинского это был лишь положительный пример из чужестранной истории и в основном мечта. Он хотел бы, чтобы подобные отношения сами собой вдруг возникли и в России. А какой путь нужно к этому пройти человеку (обществу) и что должно его двигать на этом пути – именно в сторону смягчения нравов, а не в другую? Однако такой движущей силой является только религия и, не пройдя под её влиянием необходимого пути, нельзя достичь и желаемого результата, сколько бы ни приходилось мечтать о нём. Но насколько обществом осознана эффективность такого подхода? Насколько оно готово видеть на каждом месте возможность нравственного роста? Или оно, скорее, готово увлекаться другими, более заманчивыми ориентирами, которые при ближайшем рассмотрении как раз и оказываются утопиями? 

И напрашивается вывод, что утопичность – это как раз свойство общественного сознания, когда оно стремится определить пути будущего развития общества. 

Но для того и дан исторический опыт, чтобы эту утопичность корректировать в более реалистическом направлении. А ещё для этого есть и такие образцы публицистического, проповеднического и даже пророческого слова, как «Выбранные места из переписки с друзьями» и письмо Белинского к Гоголю по поводу этой книги. Из них обоих мы должны извлечь урок. Ведь в них речь идёт о вечных для России проблемах, решение которых так до сих пор и не найдено.

Ирина МОНАХОВА