4 чтец. ( На фоне песни А.В. Александрова и Лебедева – Кумача «Вставай, страна огромная»)
Орудийные залпы, надсадный рев бомбовозов, пронзительные пулеметные очереди взорвали утреннюю тишину 22 июня 1941 года. В первые же минуты воина прямой наводкой ударила по белорус-ским городам и деревням, пороховым дымом и ко-потью пожарищ окутала голубизну озер и нежный изумруд рощ. Тpu года длились черные дни оккупации Белоруссии. 440 тысяч народных мстителей вместе с подпольщиками боролись с лютым врагом.
5-чтец: Идут ребята, мужики,
Детишки, бабы, старики
Идут подростки и девчата.
Горят их хаты,
Горит земля,
Леса с травой,
Огонь гуляет круговой.
Поля пылают.
Боже мой!
Огонь, как мост, встает до звезд!
Звонят, звонят колокола.
Тревога землю обняла...
И от села и до села
Встает народ
(музыка смолкает)
6-чтец: (перезвон колоколов)
Все человечество слышит колокольный звон Хатыни! Трагедия про¬изошла 22 марта 1943 года. Отряд карателей окружил деревню, что мирно стоя-ла в низине между песчаный холмов, в окружении задумчивого бора.
Из хат выгнали всех детей, стариков и жен-щин, они еще ничего не знали. Но им уже был вы-несен смертный приговор. За то, что они белорусы - советские люди, за то, что хотели жить в своем родном Отечестве без фашистского "нового порядка". Их согнали в сарай, обложили соломой и подожгли. А тех, кто пылающим факелом вырывался из огня, расстреливали в упор.
7-чтец: Несла на руках грудного младенца Вера Яскевич. Бессловесный, он не мог спросить, куда мама идет, куда несет его. Он не видел, что мать словно окаменела, не видел ужаса в ее глазах. A eй казалось, что сынок все понимает, что он тоже чует не-минучую беду, по¬ому так прижался к ее груди и притаился под платком.
8-чтец: Ах горюшко, горе, сыночек родной! -
Сухими губами шептала, -
А может, не станут они над тобой
Глумиться? Ты прожил так мало!
Не видел, как вишня весенней порой,
Как груша в саду расцветала;
Не слышал, как трубно кричат журавли,
Как годы пророчит кукушка,
Не знаешь ты запахов талой земли
И теплой коры на опушке;
Ни разу еще не промчался верхом
За ветром вдогонку в ночное,
Идут подростки и девчата.
Горят их хаты,
Горит земля,
Леса с травой,
Огонь гуляет круговой.
Поля пылают.
Боже мой!
Огонь, как мост, встает до звезд!
Звонят, звонят колокола.
Тревога землю обняла...
И от села и до села
Встает народ.
(музыка смолкает)
Не ел, согреваясь под осень костром,
Печеной картошки с золою.
Ну хоть бы одни истоптал сапоги,
Прочел бы хоть первую книжку…
Ты слышишь наш татка, приди, помоги!
Спаси не меня - так сынишку!
(пауза)
7- чтец: Нeт! Никто не смог спасти маленького и еще 75 таких, как он. В тот день в эту жуткую братскую могилу легло еще 149 человек. Две де-вочки из семей Климовичей и Федоровичей спаслись и доползли по серому весеннему снегу к лесу. Обоженных, еле живых их подобрали жители деревни Хворостени. Однако и здесь повторились трагедия Хатыни. Головорезы фашистского палача Дирлевангера, свирепствовавшие в Белорусии, сожгли и эту деревню вместе с людьми, а детей побросали в колодец. Из всех хатыньских детей только Саша Желобкович, Антон Барановский и Володя Яскевич остались живыми. Обойдя цепь карателей, они нашли спасе-ние в партизанском лесу. И теперь, много лет спустя, Александр Петрович Желобкович вместе с женой, сыном и дочкой часто приходят на ме-сто былой своей хаты.
1- чтец: Восьмилетняя Лена Яскевич, заметив карателей на улице, через окно выскочила во двор. Она бежала в лес, чтобы предупредить отца. Вот уже и лес рядом, и тут ее заметили фашисты. Они стали стрелять в девочку. А она, проворная, то за кустиком скроется, то в борозду упадет - никак в нее не попасть. "Это чертенок какой-то, а не девчонка! Пули догнать не могут!" - бесились фашисты. Тогда один долговязый бросился вдогонку. Догнал, выстрелил. И произошло это на глазах отца. Сперва он стоял, онемев, потом бросился к своей дочурке. "Ленка, Лена, родненькая, не умирай!" Склонился, взял ее на руки, прижал окровавленную к груди. Она уже не дышала, а он все твердил: -Лена, дочень-ка, не умирай! Умерла Лена у него на руках. Он положил ее возле куста ракиты, а сам с топором ринулся на фашистов. Они тренированные, профессиональные убийцы, скрутили Ивана Яске-вича и поволокли к овину. А в овине полно людей: мужчин, женщин, стариков, грудных детей и подростков.
9- чтец: А из взрослых жителей Хатыни остался один. Из мертвых воскрес он в тот жуткий день. Он часто приходил на пепелище. Сняв шапку, медленными шагами шел он к месту своего бывшего подворья, туда, где играли когда-то его дети, где была его хата и калитка, что выпустила родную семью в последний путь. Подходил и молча стоял, печально склонив голову. Иосиф Иосифович Каминский чудом выкарабкался в то мартовское утро из-под об-ломков пылающего сарая к умирающему, прошитому пулями сыну. Потеряв сознание, он уже не видел, как догорал овин, как догорали в том овине дети, догорали их отцы и матери, деды и бабушки. Догорала жизнь Хатыни.
5- чтец: (на фоне песни "Белоруссия")
Люди погибли, но не покорились...
Деревушка Хатынь... В чем же вина твоя, что оккупанты за тысячу километров пришли, чтобы полонить тебя, разграбить, сжечь вместе с людьми? Хатыньская улица... Никогда ее не огласит смех детворы, никогда там не зацветут подсолнухи и мальвы. На этих двориках ник¬то не посадит, никто не вырастит сада. В этой деревне никогда не будет свадьбы, ни родин, не будут играть гармошки, скрипки, цимбалы, не послышатся песни. 8 этом колодце никто и никогда не зачерпнет воды, не утолит жажду в знойным день...
(музыка смолкает)
9- чтец: Хатынь - памятник веем деревням, унич-тоженным фашистами на тер¬ритории Белорус-сии. В каждом бетонном дворе - колокол.
Примолкнет звон у бывшей хаты край-ней.
Но над другой плитой откликнется пе-чально.
И вдруг призывом этот звук
Проймет до дрожи в теле:
"Не забывайте наших мук,
Мы жить, мы жить хотели!
Так день и ночь печаль и гнев
Блуждают по долине,
Над скорбным звоном в тишине
Лишь отзвук журавлиный.
Колокола звонят, звонят... (перезвон колоколов)
Хатыни звон - не прощальный звон, не смиренный звон, а набатный звон. Об этом го-ворят, об этом кричит "Кладбище деревень" Хатыни. Там горит Вечный огонь - символ неугасаемой жизни, символ нашей любви к Родине.
5- чтец: А те три березки? Почему их именно три глядят на вечный огонь? Да, потому что каждый четвертый житель Белоруссии по-гиб, сгорел в адском пламени.
(на фоне музыки «Воспоминание» М. Таривердиева из кинофильма "Семнадцать мгновений весны»)
Три березки - тоже символ. Три березки - глубокий след, жгучее напоминание о войне.
У Хатыни, где камни поседели от горя,
Срубы хат домовинами братскими ста-ли.
Где смерч огненный выпил всю воду в колодцах,
Где из аистников аисты безвозвратно
В теплый край улетели,
Три березки шумят ветрами, дождями,
Три березки четвертую вспоминают.
9- чтец; Нет, невозможно найти оправданье:
Было селенье - осталось названье:
Вражьи солдаты ворвались как звери
И птицы, и хаты,
И люди сгорели.
А жить им хотелось
А жизнь так манила
Все в небо ушло.
Черным облаком всплыло
Остались на годы, в военных туманах
Одни только печи на мертвых полянах.
Оплакали ливни и ветры те печи,
Трубы которых, как скорбные свечи.
А помнится, люди там жили богато
С зарей просыпалася каждая хата.
Косцы шли на луг, вслед спешили молодки
А в печах томились скворча сковородки...
В мирном труде дни за днями летели
Люди покоя и счастья хотели
Сеяли жито, с песнями жали
Свадьбы оправляли, деток рожали.
И жить так хотелось
Так жизнь их манила...
Все в небо ушло...
Черным облаком сплыло.
Где люди гнездились (бурьян по колено)
Но память народа, как солнце нетленна
Мы зерна пропахшие дымом собрали
Вновь рожью трезвонят воскресшие да-ли.
Родные…
Земля вас по имени знает
Здесь каждое зернышко
В небо врастает.
10- чтец: Немые свидетели наши пущи и боры, наши перелески и холмы слагают и сейчас своим шумом возвышенные баллады, то былинные сказания о легендарных подвигах Белорусских партизан, жить которым вечно. Послушайтесь к шуму дубов и берез, к шепоту сосен и елей возле былой деревни Хатынь... Погибла Хатынь! Но на том месте, где она была, раскинулся величественный мемориальный комплекс - память о людях, которые здесь жили, которые приняли смерть от немецко - фашист-ских захватчиков. Как символ непокорного со-вет¬ского человека в центре мемориала подня-лась фигура мужчины в расстегнутой рубашке с мертвым ребенком на руках. Он смотрит вдаль и его разметанные ветром волосы похожи на серый клок дыма.
11- чтец: Бывало, что и он, Иосиф Ка-минский, остановится возле этой бронзовой фигуры, постоит, покачает седой головой и тихо скажет: "Люди... Дорогие мои... Это я. A это мой сын. Покажет рукой на черную бронзу и умолкает: душат его слезы, спазмы сжимает го-рю. Варвары и есть варвары. Они способны сжечь, убить, сгноить миллионы людей. Но не могли они сломить советские народ, который твердо верил в свою победу! Нельзя истребить, нельзя выжечь в че¬ловеческой душе стремление к свободе и счастью.
Хатынь - это бронза и камень.
Хатынь - это безмерная людская скорбь!
Хатынь - это памятник всем пепелищам нашей земли!
Плачет камень,
плачет камень,
И вся вселенная скорбит
И мир дрожащими руками
Кладет фиалки на гранит»
(два участника кладут цветы к вечному огню, изображение которого с тремя березка-ми находится на сцене)
И воин, подойдя к святыне,
Молчит, на миг окаменев,
Я вижу он у плит Хатыни
Острей оттачивает гнев,
Чтоб не забыл, чтоб не претил
Чтоб не смягчил удара
По тем, кто зверем здесь бродил
И разжигал пожары.
Запомни и ты золотые слова, высеченные на белом мраморе «Стены памяти!» (из-за кулис в микрофон):
«Люди добрые, помните: любили мы жизнь, и Родину нашу и вас, дорогие. Мы сгорели живыми в огне. Наша просьба ко всем: пусть скорбь и печаль обернутся в мужество и силу, чтобы смогли вы утвердить навечно мир и покой на земле, чтобы отныне нигде и никогда в вихре пожаров жизнь не умирала!».
Отступает с годами горе... Но мы не можем, не имеем права забыть, что где-то до сих пор ходят по земле убийцы, вешатели, раз-бойники и насильники из фашистских армий.
Звучит песня Бухенвальдский набат