Светлана Исакова

Светлану Евгеньевну Исакову знают многие алматинцы. Уже много лет она является директором Центра детско-юношеского творчества Бостандыкского района города Алматы. А летом, вместо того чтобы уйти в свой заслуженный отпуск, собирает чемодан и отправляется на все каникулы в детский оздоровительный лагерь «Связист» – работать там старшим воспитателем. Среди прочих замечательных дел у нее там есть свой Театр Радости. А истоки его находятся в ее собственном детстве, в ТЮЗе. Но об этом рассказывает она сама.

В моей жизни случилось много театров, но, без сомнения, ТЮЗ времени моего детства являлся явлением совершенно уникальным. Ни в одном другом театре я не испытывала столько прекрасных чувств, сколько их было у меня в ТЮЗе.

Помню спектакль «В списках не значился» по повести Бориса Васильева, посвященный героям Брестской крепости. На сцене там стояли огромные леса, затянутые бумагой, и когда герои погибали, они падали сквозь бумагу и у нас шел мороз по коже.

Хорошо помню спектакль «Двенадцатая ночь». Мы тогда долго рассуждали, отчего в этом спектакле такой грустный Шут.

Помню потрясающий детский спектакль – «Чукокала». Актеры в нем играли настолько блестяще, что мы, старшеклассники, с удовольствием посещали детские утренники. Ходить утром нам было неудобно, поэтому мы брали с собой детей поменьше, чтобы было видно: «Мы – взрослые, ведем ребенка на утренний спектакль». На самом деле страшно интересно было нам самим, и мы старались сесть в первые ряды.

Настоящим потрясением стал для нас спектакль «Ночь после выпуска». Чтобы вот так открыто, в лоб, в театре заговорили о том, что волнует нас, старшеклассников! Такого еще с нами не было. Столько было тогда споров, разговоров! Мы буквально сшибались насмерть! «А что бы сделал на месте этого героя я? Прав он или не прав?» Помню, как после этого спектакля мы даже сорвали урок литературы. Пришли в школу под впечатлением спектакля и сказали учительнице: «Давайте поговорим начистоту!» Тогда нас мало интересовал режиссер, поставивший спектакль, но актеров театра после окончания спектаклей мы ждали на крыльце. Не могу сказать, что я была влюблена в кого-то из них персонально, просто мы стояли на крыльце до последнего и смотрели, как они выходят. До сих пор помню это ощущение абсолютного счастья. В тот период в театре работало много замечательных актеров, к сожалению, многих уже в нем нет. Многие наши девчонки были влюблены в Юрия Синина – он был для нас Богом, и после спектакля мы спорили: «Он на меня посмотрел!» – «Нет – на меня!» А отношение актеров к Рубену Суреновичу Андриасяну! Не знаю, как они его тогда называли, сейчас мне кажется, что они звали его папой. Во время обсуждений спектаклей, в которых мы, конечно же, принимали участие, была какая-то особая атмосфера. А когда на этих обсуждениях появлялся Рубен Суренович, все актеры замирали, и мы замирали тоже… Вообще в ТЮЗе была какая-то необыкновенная атмосфера. Мы брали с собой туфли и переобувались. Считали, что неэтично по отношению к актерам – заходить в зал в сапогах. И обязательно ходили в театр с цветами. Это была такая великая для нас школа: приходить в театр с цветами! Когда мы смотрели спектакли ТЮЗа, у нас были

сплошные эмоции, сплошной праздник! Потом, когда в ТЮЗ зрители стали ходить как попало, говорили: «Не важно, как ходит зритель, главное, чтобы он вообще ходил и о чем-то думал», мне было жаль, что забываются наши старые замечательные традиции. Когда мы стали старше, нас стали раздражать дети, которые шумно вели себя в зале, и мы брали на себя роль добровольных помощников. Я не была в активе ТЮЗа, но другом ТЮЗа была Екатерина Петрова – мама Катя – звали ее все в театре. Она была учителем литературы СШ № 4, фанатично любила театр, и мы ходили ей помогать. Наша мама Катя была ненормальная, шедевральная! ТЮЗ учил нас нравственности. И самой большой победой театра было, когда ребята приходили в театр со скептическими улыбками, шуршали бумажками, а в середине спектакля шум замолкал. Дети начинали думать, чувствовать, сопереживать актерам. Любой хороший театр, конечно, воспитывает. А ТЮЗ воспитывал вдвойне! Он заставлял нас думать, размышлять о себе, своих одноклассниках, друзьях. Не могу не вспомнить в связи с театром нашего классного руководителя и учителя литературы Людмилу Николаевну Штинову. Мы в своей 23-й школе проводили очень много литературных вечеров, праздников. Людмила Николаевна всегда нам говорила: «Не надо, когда вы смотрите на сцену, рассматривать, правильно ли выстроена мизансцена», хотя будучи школьниками, мы в этом уже немного разбирались. Потом я была на спектаклях в разных театрах и думала: «Что-то со мною не то». Потому что, сидя в зрительном зале, ловила себя на мысли: «Актер классно повернулся! Актриса хорошо взяла!» В один момент я даже испугалась такой своей реакции и спросила у одного большого театрального человека: «Что со мною не так?» Ведь я получала удовольствие от хорошо выстроенной мизансцены, от грамотной актерской работы, от интересной фонограммы, но у меня были начисто отключены чувства, эмоции. …Потом я посмотрела хороший спектакль и наглухо забыла про мизансцены и повороты. Когда я уже работала в Домике – так мы называем наш Центр детского творчества, а повела своих «штабистов» в театр. Причем мы договорились с педагогом Калининой, что я приду с ребятами ночью и они увидят ночной ТЮЗ – без актеров. Хотелось, чтобы они почувствовали театр без зрителей. Мы, действительно, приехали ночью, посидели в зале, прошли через сцену. Думаю, для моих учеников это было впечатление на всю жизнь. Когда сгорел ТЮЗ – тот самый старый добрый ТЮЗ на углу улиц Кабанбай батыра и Абылай хана (Калинина и Коммунистического проспекта), это было для меня трагедией! И сейчас, когда я вижу то ужасное здание, которое стоит на его месте, я никак не могу к этому привыкнуть. Я всегда переживаю, когда вижу, что в театре что-то не в порядке. Как-то пришла в театр Лермонтова на «Собор Парижской богоматери». Спектакль был потрясающий, актеры работали отлично, но зал был ужасен: кто-то что-то жевал, болтал. Во время антракта я не выдержала, вышла на сцену и сказала: «Значит так! Немедленно встать, снять верхнюю одежду и сдать ее в гардероб…» Когда ребята выходили в конце спектакля, они говорили мне: «Тетенька, до свидания! А что будет у нас в следующий раз?» – они ходили по абонементу. Конечно, поведение нынешних зрителей в театре во многом зависит от уровня их воспитанности. Сегодня, к сожалению, у наших подростков он очень невысок. Играть актерам бывает трудно. Думаю, это не недоработка театра, это в первую очередь недоработка семьи. К сожалению, мы сами создали эту бескультурную среду и теперь пытаемся вернуть все то, что сами же наработали. Театр в лагере «Связист» мы назвали Театром Радости. Мне бы очень хотелось, чтобы наш театр хоть немного походил на театр моего детства, хотя у нас работают непрофессиональные актеры – дети и вожатые – мы их называем инструктора. Наш театр больше педагогический. Но главное, я считаю, театр должен задевать душу, и надеюсь, у нас это получается. Мы не стараемся сделать из наших детей профессиональных актеров, мы хотим, чтобы они задумались. Спасибо ТЮЗу – театру моего детства за то, что у меня теперь есть свой Театр Радости!