Я иду по двору к подъезду. Мальчишки самозабвенно гоняют футбол, но я не увижу тебя среди них. Потому что тебе 20. «Но уж так ведется, юность расстается с домом родным», – писал поэт. Ты оперился, вылетел из гнезда, и я тебя отпустила с легким сердцем. Мне немного грустно, но грусть моя светла.
Я бережно собрала твои тетрадки, книжки, фотографии и разные милые вещички в коробку, гордо обозначив ее твоим архивом. Иногда перебираю ее, и воспоминания накатываются теплыми щемящими волнами. Беру в руку маленькую оранжевую бирку. Ее повязывают новорожденным в роддоме, с описанием пола, веса, времени и даты рождения. Ты пришел в мир весенним солнечным днем, когда природа ликует и поет гимн обновлению. Этот день самый счастливый в моей жизни. Ты родился желанным и сделал мою жизнь одухотворенной и прекрасной.

День 1-й

Ранним утром, когда начались схватки, за мной приехала свекровь. Сейчас я могу понять чувства зрелой женщины, матери семейства, она понимала, что продолжается род, у сына родится сын. А отец моего мужа не дожил до этого счастливого момента.
Я свыклась с маленьким сердечком, которое билось внутри меня и настойчиво рвалось наружу. Немного боялась, немного гордилась, но доверяла природе и думала: «Какая я буду после?» В молодости жизнь прекрасна тем, что человек не озадачивается мыслями о вечности, просто живет и радуется. Я становлюсь матерью – меня переполняла гордость. Хотелось запечатлеть величественность момента, но все слова и жесты были неуклюжими.
Схватки убыстрялись, боль нарастала, о важности момента стало некогда думать, я тужилась и молилась, чтобы все быстрей закончилось. Острая и тупая боль чередовались, казалось, этому не будет конца. Когда показалось – все, силы кончились, я, наверное, умираю, неожиданно почувствовала облегчение и высвобождение. Донесся голос врача: «Обрезаем пуповину!» Хлопок, и... твой первый негромкий крик. Первые выдох-вдох и первая самостоятельная минута жизни. Меня поздравили: «У вас сын, мальчик». Медсестры обмыли и положили тебя под кварцевую лампу и ушли обедать. Я лежала, отупевшая от боли, и, скосив глаза, смотрела в твою сторону. Мы вместе лежали в операционной и молчали.

День 2-й

ЗНАКОМСТВО

Тебе, конечно, странно об этом подумать, но был день нашего знакомства. Тебя, запеленутого, принесли на кормление. Мамаши с опытом разворачивали своих детей, проверяли, все ли у них в порядке. Я боязливо взяла в руки, прижав к груди, маленькое хрупкое тельце и чуть не задохнулась от пронзительного чувства нежности, ощущения твоей беззащитности и желания уберечь тебя от всех бед и невзгод. Трудно поверить, что этот маленький незнакомый человечек – мой сын. Про себя повторяла: «Это мой сын, сын... Мой сын!» Смаковала и перекатывала это слово во рту, словно хотела ощутить его на вкус. У тебя было маленькое красноватое личико, голубоватые глазки, аккуратненький носик и причмокивающий ротик. Ты сразу же уснул. Я в недоумении позвала медсестру. Она подсказала, что во время кормления нужно слегка зажать носик двумя пальцами, чтобы младенец не засыпал. Дыхание затрудняется, и младенец просыпается. Что я и сделала. Ты недовольно закряхтел, покрутил головой и, открыв глаза, приступил к трапезе. Кормление – священнодействие по своей сути. Ты не только даешь начало новой жизни, но и прилагаешь все усилия для ее сохранения. Не зря мадонна с младенцем – вечная тема, вдохновлявшая художников и ваятелей к созданию шедевров, над которыми не властно время.
На следующий день я шла по коридору и увидела тележку с кульками-младенцами. Стала смотреть на детей и неожиданно узнала тебя. Неуверенно сказала сестричке: «Это, кажется, мой!» Глянула на бирку, точно – ты! Обрадовалась и попросила: «Можно мне его понести». Бережно взяла на руки и понесла в палату.

Наступил долгожданный день выписки. Родители привезли комплект для новорожденного. До сих пор помню это одеяльце цвета топленого молока с выбитой вышивкой. Я переоделась и стала ждать медсестру. Она принесла тебя и стала переодевать. Развернула и произнесла горделиво: «Смотри, какой красавец!» Мои представления о младенцах ограничивались рекламными бутузами. А тут – большая голова, скрещенные ручки и ножки, тонкая кожица. От увиденного я опешила. Зачем все кругом врали? Я расплакалась и вышла к радостным родственникам. Торжественная церемония была скомкана. Все проглотили горькую пилюлю, понимая, что я сама еще ребенок, расселись по машинам и поехали домой.
ИМЯ

В то время мы жили большой и дружной семьей в двухкомнатной квартире родителей мужа, и нам не было тесно. Тебя назвала младшая сестренка, любимица всей семьи, звучным именем Алишер. Со мной в университете учился твой тезка лет 20-ти, яркий брюнет, весельчак и заводила. Я думала, каким же будешь ты? Мне снился сон, что тебе 20. Ты стоишь спиной, и я не вижу твоего лица. Тебя окликает девушка, ты оборачиваешься, и... тут я просыпаюсь. Как я была нетерпелива! Хотела обогнать время и заглянуть в будущее.
Когда женщина становится матерью, внешний мир отодвигается и концентрируется вокруг младенца. Время в его привычном понимании перестает существовать, превращаясь в часы и минуты кормления, стирку и глаженье пеленок. И бессонные ночи, где существует простое и невыполнимое желание – выспаться, а именно лечь вечером и проснуться утром. Ты плакал от нехватки молока и коликов. Когда плакал, все носились и развлекали тебя по очереди. Поили укропной водичкой, потом апашка смазывала тебя курдючным жиром, укутывала и прижимала к себе. Ты успокаивался. Участковый врач приходила, прослушивала и просила не применять дедовских методов лечения.
Но мир врывался в наше уютное бытие сообщениями о взрыве на Чернобыльской АЭС, декабрьскими выступлениями молодежи на площади, локальными войнами и катастрофами. Если ночью посмотреть, как доверчиво спят дети, разметавшись во сне, с улыбкой ушедшего дня, то становится невозможной никакая война. Тем страшнее поверить в ее возможность...

1-й год

Детские поликлиники, первые слова, молочные зубы – все шло своим чередом. Мы были молоды, полны энергии и планов. Я училась в университете и готовилась к экзамену, в одной руке учебник, в другой – ты, мы сидели на родительской кровати. Ты уже научился сидеть, ползать и требовал непрерывного внимания. Пытался порвать учебник из библиотеки. Я пыталась сконцентрироваться и в сердцах приказала тебе: «Жатшы!» Ты лег. Какой там экзамен! Ты меня понимал. Это был контакт. Я отложила учебник и говорю: «Отыр». Ты сел и весело смеялся. Вечером мы с тобой всем демонстрировали, какой ты талант.

В один из дней я на кухне катала тесто, и вдруг кто-то тронул меня за полу халата. От неожиданности я вздрогнула. Смотрю, а это мой сын заспанный пришел ко мне сам и не плакал. Это достижение....
В день празднования твоего первого дня рождения мы собрали родственников и исполнили обряд «тусау кесер». Обули тебя в новые ботиночки, перевязали ноги бечевкой, и один из почетных гостей перерезал связанную веревку ножницами. Ты неуверенной походкой, как канатоходец без страховки, медленно, шаг за шагом шел по коридору, а потом, почувствовав, что можешь справиться с земным притяжением, засеменил, побежал и уткнулся мне в колени.
А когда ты в первый раз сам завязал шнурки на ботинках! Этот процесс иногда занимал времени больше, чем вся прогулка. Однажды смог самостоятельно одеться… Поначалу ты надевал колготки наизнанку, неправильно застегивал пуговицы, забывал носки и путал ботинки. Мы безнадежно опаздывали. И я терпеливо ждала.
Я читала сказки, пела колыбельную, ты засыпал у меня на руках с плюшевым зайкой Степашкой.
Зимой пришивала к варежкам резинки. В валенках и шубе ты был похож на забавного медвежонка. Я повязывала тебе аташкин шарф на пол- лица, так что были видны только любопытные глазенки, и выгуливала, держа за концы шарфа.
В четыре года рассказал первый анекдот про двух ворон и спросил, что такое завидовать. Я смотрела на детей во дворе и мечтала, когда же мой сын вырастет и будет выходить во двор самостоятельно. Я выйду на балкон и прокричу: «Сынок, домой, кушать!» И этот день настал. Я звала тебя с балкона и была неимоверна горда. Ты подбегал под балкон, на тебе был красный костюмчик, и умолял: «Мамочка, ну можно, я еще чуть-чуть погуляю, – и, растопырив 10 пальцев, говорил: – 20 минут!» Я важно кивала, и ты убегал.
Думала, что никакая сила не сможет нас разлучить. Рассказывала тебе различные серьезные истории, называла проблемы, которые стояли перед человечеством. Мне так хотелось, чтобы ты вырос и разгадал какую-нибудь загадку, над которой бились лучшие умы. А пока в Беловежской пуще было подписано соглашение, рухнула империя под названием СССР, появился непонятный СНГ, сменилась формация, перемолов в адском смещении массу судеб. Мы же бегали по магазинам, записывались и делали переклички в длиннющих очередях за сахаром, маслом, водкой и мылом.
В садик мы ездили на троллейбусе, важно было успеть на завтрак. Бегом до остановки, потом до садика, по лестнице. Уфф! Успеваем. Я дальше на работу. Вечером нужно забрать тебя, купить продукты, приготовить ужин, постирать, погладить, и еще уйма каких-то дел. Обычная женская жизнь. Но как-то все легко происходило. Возможно, мы были слишком молоды, у молодых родителей совсем другие дети. Мы росли вместе.
Наш путь домой пролегал мимо кинотеатра «Алатау». Ты меня уговаривал, или я тебя, сейчас уже не помню. Мы беспечно плевали на все дела и шли в кино. Летом дома варили варенье, жужжали пчелы, налетали откуда-то, и ты просил розоватые пенки. С упоением ел их с хлебом и бежал играть в футбол. Как ты любил футбол! Я, конечно, не могла полностью разделить твою страсть. Ты пытал меня, заставлял запоминать матчи, клубы и фамилии прославленных бомбардиров. Я в свою очередь пыталась привить тебе любовь к искусству. Я водила тебя на выставки, в театр, оперу, вместе изучали справочники мировых музеев. У нас было замечательное собрание репродукций, мы проверяли друг друга на знание авторов и произведений.
Как-то у моих родителей старик-мастер поправлял лоджию, и нужно было занести песок и глину. Тебе с друзьями было лет по пять. Вы взяли по маленькому ведерку и бегом поднимали стройматериалы на четвертый этаж. Потом мама дала каждому мелочь, и вы шумно обсуждали, кто на что потратит заработанные деньги.
Вот фотография с озера Иссык-Куль. Ты, загорелый до черноты, затерялся между горбов верблюда. Мы жили на турбазе на улице Солнечной. Как весело жить на улице с таким названием! Строили замки из песка. Ты учился плавать и нырять. А ночью мы любовались Млечным путем и лунной дорожкой.
Где-то перед школой я решила, что пришло время познакомить тебя с «Маленьким принцем» Антуана де Сент-Экзюпери. Я начала читать, ты слушал не очень внимательно, бегал по комнате, скакал с дивана, потом утомился и лег на спинку дивана и, казалось, уснул. Я продолжала читать. Эта вещь меня всегда трогала. Я плакала навзрыд, еле дочитала до конца. Всхлипывая, хотела тебя переложить. Подняв, увидела: твое лицо было распухшим от слез! У тебя была душа, ты мог сопереживать и страдать... Это был такой счастливый момент нашего духовного единения. Научись переживать одиночество. Одиночество – удел сильных и глубоких натур.
Вот на листке бумаги напечатаны «Мечты Алишера». Ты помнишь, папа принес с работы механическую печатную машинку? Я предложила тебе: «Давай напечатаем твои мечты. И таким образом пошлем информацию в космос». Мне хотелось знать твои мысли. Твои мечты от тривиальных (чтобы был велосипед, яхта) перешли к общечеловеческим: чтобы никто ни с кем не ссорился и не было бедных и войны.

ШКОЛА

Вот твои первые тетрадки и дневники. Ты выводил первые буквы алфавита, я подписывала тебе тетрадки. Писал, читал, решал задачи. Не очень чисто писал. Но всегда решал сам. После школы я встречала тебя, несла твой рюкзак, который иногда по весу мог сравниться с тобой. Мне нравилось расписываться в твоем дневнике, я приучала тебя, чтобы ты всегда писал домашние задания. А родительские собрания, на которых я чувствовала себя немного не в своей тарелке, будто я ученица. Субботники, когда учитель писал: принести веник и совок. Вы мыли парты, мы стены. Из года в год повторялся первый и последний звонок.
У тебя хорошая память, ты быстро схватывал новые темы. Домашние задания делал самостоятельно. Открывал и быстро закрывал учебники. Я даже не припомню, получал ли ты двойки. А были дни, когда у тебя бывало по пять пятерок. И каждый год после летних каникул нужно было писать сочинение «Как я провел лето». Вот я просматриваю их. Это лагерь, друзья, зарница, последний костер, первая любовь....
Отрочество, конечно, более трудная пора. Переход из детства в юность. Иногда какая-нибудь мелочь, слово, сказанное кстати, оставляют глубокий след в жизни человека.
Я хотела следить за твоей внутренней жизнью. Надеюсь, мне хватало чуткости понимать тебя. Ты совершенно не приносил мне проблем, дав возможность не отвлекаться от своей внутренней жизни. Хотелось, чтобы ты вел дневник. Это хороший способ сделать паузу, подумать, осмыслить свои поступки и чувства. Понять самого себя. Но ты почему-то не хотел.
А помнишь, ты не был готов к контрольной и с утра бубнил: «Мама, что-то я себя плохо чувствую». Я не реагирую на твой зов о помощи, даю тебе таблетку и безапелляционно заявляю: «Иди в школу!» Ты, проглотив лекарство, безнадежно посмотрел на меня и спросил: «А через сколько таблетка подействует?» Не вняв твоим жалобам, я строго ответила: «Через 20 минут». Ты ушел, мне было жаль тебя, и я думала: «Правильно ли я поступила? Может, нужно было оставить тебя дома?» С этими беспокойными мыслями я кое-как досидела до обеда и сорвалась домой, чтобы поддержать тебя. В квартире разрывался телефон. Я сняла трубку, это была твоя классная руководительница, которая спросила, почему тебя не было в школе. Пришлось сказать, что ты заболел. Положив трубку, стала думать, где же ты? Предположила, что ты вместо школы пошел в компьютерный клуб, и с нетерпением ожидала твоего возвращения. В замке провернулся ключ, я резко открыла дверь. У тебя был такой раздосадованный вид, что я не стала тебя корить. Спросила: «Ты сбежал в компьютерный клуб?» Ты печально кивнул. Уже позже рассказал, что у тебя ноги домой не шли, ты придумывал истории одну невероятней другой, вплоть до влияния инопланетян. Но с другой стороны, что бы ты был за мальчишка, если бы не сбегал с уроков?

БРАТЬЯ НАШИ МЕНЬШИЕ

Нас не миновала сия участь. Ты привел рыжего лопоухого щенка без хвоста, породу которого мы так и не смогли определить, уверяя впоследствии всех, что это очень редкая охотничья собака за лисами. Я как здравомыслящий человек долго не соглашалась на эту аферу, но ты клялся, что все заботы возьмешь на себя, будешь кормить, гулять, воспитывать. Пса нарекли Ромуальд 1-й, но он запросто отзывался на кличку Рома. Ты выгуливал собаку, игрался с ним, но в конечном итоге все заботы о собаке легли на меня. Он грыз мои новые сапоги, телефонные провода, рвал обои и хотел спать с нами. Когда он болел, возили его на уколы к ветеринару, давали таблетки и витамины, а он, как ребенок, сопротивлялся и выплевывал лекарство. Мы все его полюбили за веселый нрав, как он встречал нас дома! Какая преданность и желание находиться рядом с любимыми людьми!
Пес ненавидел пылесос, угрожающе рычал и скалился, не любил выходить на балкон, потому что в детстве в качестве наказания мы закрывали его на балконе. Он знал несколько команд, и, кроме того, я научила его петь. Когда я вытягивала высокую ноту, он начинал подвывать. Знал команду «Умри». Валился набок и лежал с закрытыми глазами.
Рома все улавливал, особенно если это касалось его персоны. Мы часто устраивали проверки, вполголоса говорили о чем-нибудь, а потом между словом ты вставлял: «Рома, гулять». Он тут же прибегал с поводком. Или мы меняли слоги, ты произносил: «Принеси воподок, водопок, докпово», – он опять и опять приносил свой поводок. Это было так забавно!
Перед отъездом на Запад мы долго думали о его судьбе и решили не брать с собой. И это было предательством. Мы отдали его родственникам. Когда я вернулась на родину, то со страхом ожидала встречи с Ромой. Встреча прошла сдержанно, пес не лаял и не бросился ко мне, лежал и смотрел на меня печальными карими глазами. Потом подошел, сел рядом и ткнулся влажным носом мне в колени. Меня пробила дрожь, это маленькое сердце меня простило!

А как мы хотели уехать на Запад, связывая с ним свое будущее. Мы были наивны... Когда мы переехали, ты в первый день пришел из школы, от бессилия почти скрежеща зубами и сжав кулаки, твердил срывающимся голосом: «Я смогу, я им докажу, они меня узнают!» А когда нужно было написать сочинение на свободную тему, ты решил написать про свою Родину, и первые строки были: «Я казах и горжусь этим!» Я стала тебя править: «Это не имеет значения. Главное, какой ты человек! Исправь, это некорректно». Ты исправил. Но сейчас думаю, я была не права. В таком «миксе» культур важна самоидентификация.
Когда мы решили вернуться, то твой классный руководитель написал тебе прекрасную характеристику, которая заканчивалась необычно: «Легко писать про хорошего человека».

По возвращении на Родину ты закончил школу, получил аттестат зрелости, поступил в университет. Это не было легко, и это твоя заслуга. В тот год аташка посадил на даче ореховое деревце, теперь оно разрослось, и этой осенью мы собрали первый урожай небольших, но вкусных грецких орехов. И когда едим их, то говорим: Крепкий Алешек!
Мы перебрасываемся эсэмэсками и электронными письмами. Иногда ты меня просишь написать длинное хорошее письмо. Я стараюсь и пишу, не знаю, получается ли у меня подбодрить тебя. Ты сдаешь сессию, и я жду сообщений. Приходят лаконичные, как сводки с места боевых действий: 5, 4, сдал, зачет, автомат. И я готова прыгать от таких хороших известий. Я хочу, чтоб ты знал, что я никогда за тебя не волнуюсь. Доверие – это самое большое достижение, к которому родители и дети приходят вместе. Я просто жду. Писем, звонков, приезда. Когда ты приходишь и уходишь, у меня остается ощущение праздника. Надеюсь, к получению тобой диплома об окончании университета я смогу защитить кандидатскую диссертацию.

Этим летом я познакомилась с твоими новыми друзьями. Молодость –прекрасная пора, полная предчувствий. Как ярко светит солнце, и много хорошего впереди.
Лето перед твоим двадцатилетием мы прожили вместе. Ты стал ясно¬глазым парнем, в котором чувствуются ответственность и серьезность. Я наслаждалась жизнью рядом с тобой. В тебе удивляло и радовало все: как ты спишь, ешь, двигаешься, говоришь, твои мысли, мелкие и большие поступки.
Сказать, горжусь – ничего не сказать, верю в тебя, стараюсь не вмешиваться в твою жизнь, но быть всегда рядом, чтобы помочь советом, словом, делом. Как прекрасна жизнь в 20 лет! Но и трудна. Время больших тревог и надежд. В обществе другие стереотипы, практически нет запретов. Тем более возрастает личная ответственность за свои поступки и решения. Ты всегда делаешь выбор. И твоя жизнь будущая – не то, что ты думаешь о ней, а то, что ты делаешь сейчас, каждую минуту, каждый день. Когда я вижу, что ты читаешь Макиавелли, Гегеля, Маркса и других писателей и философов, я радуюсь. Потому что только так, вникая в мысли разных эпох, ты имеешь шанс понять возможности своего времени, сформировать свое собственное мнение и отличать свободу духа от вседозволенности, моду от прогресса. Помимо интеллекта я жду от тебя душевной нежности и тонкости. Чтобы ты умел выражать свои чувства и слушать веления сердца.
Пусть в этот день мы не вместе, это неважно. Я не ревную тебя к твоей новой взрослой жизни, хочу, чтобы она была красочной, как радуга, чтобы у тебя были верные друзья, красивые, веселые подружки, интерес к познанию и вера, что весь мир вертится ради тебя одного. Потому что все открытия совершены молодыми. И если тебе скажут, что ты не можешь изменить мир, не верь им. Будь смелым и бесстрашным. Живи и радуйся каждому дню своей жизни. Ошибайся, поднимайся, а главное – шагай по жизни, люби, борись, сомневайся, спорь, потому что это твое время! Твори и познавай жизнь. Закаляй дух и развивай душу.
Придет день, и ты встретишь единственную девушку, полюбишь ее, и она подарит тебе сына, и все повторится... И только это имеет значение. И я буду рассказывать ему, какой ты был в детстве, а он будет верить и не верить, но смотреть и слушать. И обещать мне так же, как и ты, вести дневник и так же не делать этого. И через 20 лет, может быть, ты уже напишешь мне такое длинное-короткое письмо длиною в 20 лет.
prostor.ucoz.ru
Журнал "Простор" № 3, 2008 г.