Проблема перевода стихотворений возникла не вчера и не сегодня. Я здесь не делаю никакого открытия. Многие переводчики, особенно начинающие, сталкиваются с ней. Трудность перевода заключается в том, кто и как переводит. Есть талантливые переводчики, тонко чувствующие оригинал. Однако передать смысл стиха даже им бывает трудно, в силу отсутствия аналогий в языке оригинала и языке, на который он переводится. Одного знания языка недостаточно для того, чтобы в полной мере уловить и учесть все смысловые оттенки и стиль автора.

С давних пор принята такая форма перевода стихов, как подстрочный перевод. Когда акцент делается на максимальной идентичности, порой описательности, не выходя за грани соответствия. Переводчик, не владеющий стихотворной формой, порою стеснён в своих действиях. Для него главное найти эквивалент исходному тексту и донести его до читателя. Такой перевод ценен тем, что он даёт возможность читателю почувствовать и понять стиль автора. Однако точные переводы зачастую теряют такую общепринятую стихотворную форму, как наличие рифмы, размера, стиля, речевой интонации.

Имеет место, так называемый, вольный вариант перевода стихов. Но он не даёт возможности читателю почувствовать и насладиться стилем автора. Происходит лишь интерпретация оригинала, замещающего подлинник. Такой перевод зачастую далеко дрейфует от авторского текста и предлагает свою собственную версию. Ему не откажешь в праве на существование, но он может ввести в заблуждение человека, не владеющего языком автора. Вольный – не значит произвольный. Главное, не допускать «отсебятины» и не перевирать автора в угоду рифме.

Существует ещё целое ответвление переводов, но лично мне по душе точный или адекватный перевод, учитывающий идентичность текста, стиль автора, рифму, размер, обороты речи, легкость восприятия и запоминания. Необходима не только интуиция и талант переводчика, но также видение и отражение всего спектра переводимого материала. Достичь этого может лишь талантливый поэт, владеющий языком автора или же поэт, опирающийся на готовый подстрочник, но умеющий прочувствовать стиль автора и как бы сопережить с ним. Но и они ограничены в рамках стихотворного жанра. Не всякому по силам увидеть и передать в переводе всю смысловую полифонию стихов. Посади рядом сто переводчиков, и мы получим сто различных вариантов перевода.

В журнале «Поэзия» №2, 2007 – официальном органе Московского городского Союза писателей России, в котором я периодически публикуюсь, есть рубрика «Новые переводы». Там мне понравились стихи английских поэтов Уильяма Блейка и Уильяма Вордсворта. При чтении стихов этих авторов я увидел для себя новое художественное их восприятие и воплотил его в своём письме главному редактору журнала Льву Котюкову, который любезно откликнулся и опубликовал моё письмо и мои переводы в журнале «Поэзия» №1, 2008.

К сожалению, у меня нет сканера, и я привожу здесь лишь перепечатанные мной на компьютере оригиналы и мои переводы стихов Уильяма Блейка и Уильяма Вордсворта.

Буду признателен, если заинтересованный читатель (будь то специалист-языковед, критик, поэт-переводчик, и др.), прочитает и прокомментирует мои переводы.

УИЛЬЯМ БЛЕЙК

КОЛЫБЕЛЬНАЯ
Мой малютка спать ложится.
Сладкий сон ему приснится.
С неба льётся лунный свет.
Ничего-то краше нет.

Спи, малютка засыпай.
Глазки крепче закрывай.
Ночь стучится к нам в окно.
Ангел спать велит давно.

Заглянула ночь в окошко.
Спит с улыбкой моя крошка.
Крепко спи, малютка мой.
Улыбаюсь я с тобой.

Спи, малютка, сладко спи.
Улыбайся, не сопи.
Когда плачешь, слёзки льёшь,
Заодно с тобой всплакнёшь.

Личико твоё сияет.
Небо лик твой осеняет.
Бог твой образ сотворил,
Слёзы радости пролил.

За тебя, меня, за нас
И за всех, кого он спас.
Стало всем теперь светлей
И на сердце веселей.

И светло на свете нам.
Всем на свете малышам.
С Богом нам не ведом страх.
Спи с улыбкой на устах.

WILLIAM BLAKE

A CRADLE SONG
Sweet dreams from a shade
O’ver my lovely infants head
Sweet dreams of pleasant streams
By happy silent mooney beams.

Sweet sleep with soft down,
Weave thy brows and infant crown.
Sweet sleep Angel mild.
Hover o’ver my happy child.

Sweet smiles in the night,
Hover over my delight.
Sweet smiles Mothers smiles
All the livelong night beguiles.

Sweet moans, dovelike sighs,
Chase not slumber from my eyes,
Sweet moans, sweet smiles
All the dovelike moans beguiles.

Sleep sleep happy child.
All creation slept and smil’d.
Sleep sleep happy sleep,
While o’ver thy mother weep.

Sweet baby in the face,
Holy image I can trace.
Sweet baby once like thee,
Thy maker lay and wept for me.
Wept for me for the for all,
When he was an infant small,
Thou his image ever see,
Heavenly face that smiles on thee.

Smiles on thee on me on all
Who became an infant small,
Infant smiles are his own smiles,
Heaven & earth to peace beguiles.

УИЛЬЯМ БЛЕЙК

ОСТУПИВШИЙСЯ МАЛЬЧОНКА
Не любит ближних он, а это грех.
Благоговеть перед другими не стремится.
Не может даже усомниться,
Что мыслит он не глубже всех:

«Отец, ну как ещё тебя любить,
Тебя и братьев, коих много?
Ну, разве что, пичужкой быть,
Что любит крошки у порога?»

Пастор, что рядом был,
Схватил мальца за чуб, за одежонку
И за собою потащил мальчонку.
Толпа поступком сим была восхищена.
И в пасторе любовь к другим увидела она.

Он на алтарь мальчонку приволок:
«Вот дьявол, что средь нас глумится!
И как осмелиться он только мог
В законе Божьем усомниться?»

Рыдал неслышно тот малец,
Когда одежонку на нём рвали.
Беспомощно и мать стонала, и отец,
Когда железные оковы на сына надевали.

Его сожгли в священном месте,
Где всех отступников сжигают.
Отец и мать рыдали горько вместе.
Порядки те ещё на брегах Альбиона процветают.

WILLIAM BLAKE

A LITTLE BOY LOST
Not loves another as itself
Nor venerates another so,
Nor is it possible to Thought
A greater than itself to know:

And Father, how can I love you,
Or any of my brothers more?
I love you like the little bird
That picks up crumbs around the door.

The priest sat by and heard the child,
In trembling zeal he siez’d his hair:
He led him by his little coat:
And all admir’d the Priestly care.

And standing on the alter high,
Lo, what a fiend is here! Said he:
One who sets reason up for judge
Of our most holy Mistery.

The weeping child could not be heard,
The weeping parents wept in vain:
They strp’d him to his little shirt,
And bound him in an iron chain.

And burn’’d him in a holy place,
Where many had been burn’’d before:
The weeping parents wept in vain,
Are such things done on Albion’s shore?

УИЛЬЯМ БЛЕЙК

РОЖДЁННЫЙ В МУКАХ
В муках мамы, в стонах папы
Я родился.
В этот страшный мир
Явился.
Беспомощный и голый,
Как дьявол я орал,
Когда из чрева мамы
Вылезал.

Я с пелёнками сражался.
Из рук отцовских вырывался.
Хоть на папу рассердился,
Маме сразу в грудь я впился.

WILLIAM BLAKE

INFANT SORROW
My mother ground! My farter wept.
Into the dangerous world I leapt:
Helpless, naked, piping loud:
Like a fiend hid in a cloud.

Struggling in my fathers hands:
Striving against my swaddling bands:
Bound and weary I thought best
To sulk upon my mothers breast.

Хоть на папу рассердился,
Маме сразу в грудь я впился.

УИЛЬЯМ БЛЕЙК

ПЕРВОЦВЕТ
Шустрому воробьишке
Ни до кого дела нет.
Нет удержу плутишке.
По кустам мелькает.
Встретить рассвет
На груди моей мечтает.

Чудесная малиновка,
Не суетись, остынь!
Угодишь в полынь.
Не слушается, скачет.
Чудесная малиновка
На груди моей плачет.

WILLIAM BLAKE

THE BLOSSOM
Merry Merry Sparrow
Under leaves so green
A happy Blossom
Sees you swift as arrow
Seek your cradle narrow
Near my Bossom

Pretty Pretty Robin
Under leaves so green
A happy Blossom
Hears you sobbing sobbing
Pretty Pretty Robin
Near my Bossom

УИЛЬЯМ ВОРДСВОРТ

НА СЕМИДЕСЯТОМ ГОДУ ЖИЗНИ
Святая дева!
Вам столько лет. Вы будто бы во сне.
Хотя сейчас вы в белом саване.
Природа щедро Вас
Умом и красотою одарила.
Но плоть живую сохранить забыла.
От Вас не в силах оторвать я взгляд.
К лицу вам даже
Погребальный Ваш наряд.
Гляжу на увядшие ваши ланиты,
На локоны, что посеребрила седина,
На веки, смежённые к зениту
И тревожит меня отчаяние и мрачная тишина.
Здесь Вы лежите молча, не дыша,
Вы и упокоившаяся Ваша душа.
Вы словно подснежник,
Появившийся после долгой зимы.
Бледная луна, вырвавшаяся из заоблачной тьмы.
На Вас смотрел я при мерцании свечи,
Когда печальный мой вечер
Уже Клонился к ночи.

WILLIAM WORDSWORTH

TO – IN HER SEVENTIETH YEAR
Such age how beautiful! O lady brighr,
Whose mortal lineaments seem
All refined
By favouring Nature and a saintly Mind
To something purer and more exquisite
Than flesh and blood;
Whene’er thou meet’st my sight’’
When I behold thy blanched
Unwithered cheek,
Thy temples fringed with locks
Of gleaming white,
And head that droops because
The soul is meek,
Thee with the welcome
Snowdrop I compare;
That child of winter,
Prompting thoughts that climb
From desolation toward
The general prime;
Or with the Moon conquering
Earth’s misty air,
And filling more and more
With crystal light
As pensive Evening droops into night.

ВИДЬЯМ ВОРДСВОРТ

СОЧИНЕНО НА
ВЕСТМИНСТЕРСКОМ МОСТУ
На всей земле прекрасней его нет.
Прохожий, даже если он и не эстет,
Не может не заметить,
Как украшает наш град
Сего моста чарующий наряд.

Он по утрам с рассветом оживает.
С него отчётливо виднеются вдали,
На ярком солнце бликами играя,
Театры, храмы, замки, корабли.

Пробуждаются, блеском солнца озарены,
Молчаливые горы, долины, холмы.
Нигде не встречал я такой тишины.
Боже! А город, кажется, всё ещё спит.
Река на солнце глаза слепит.
И мост всей массой над гладью висит.

WILLIAM WORDSWORTH

COMPOSED UPON
WESMINSTER BRIDGE
September 3, 1802
Earth has not anything to show more fair;
Dull would he be of soul who could pass by
A sight so touching in majesty:
This city now doth’, like a garment wear

The beauty of the morning silent, bare,
Ships, towers, domes, theatres,
and temples lie
Open unto the fields, and to the sky;
All bright and glittering in the smokless air.

Never did sun more beautifully steep
In his first splendor, valley, rock, or hill;
Neтук saw I, never felt, a calm so deep!

The river glideth at his own sweet will:
Dear God! The very houses seem asleep;
And all that mighty heart is lying still!

ВИЛЬЯМ ВОРДСВОРТ

ОДНА СРЕДИ НЕХОЖЕНЫХ ДОРОГ
Жила она за рекой Дав.
Одна среди нехоженых дорог.
Многим не по душе был её нрав.
Любить её не всякий мог.

Во мхе узришь фиалку не всегда.
Не всякому взгляду доступна она.
Но в небе ярче всех горит звезда,
Когда она всего одна.

Так в одиночестве жила
И так закончила свой век
Люси, которая приют в могиле лишь нашла, -
Мне самый близкий человек!

WILLIAM WORDSWORTH

SHE DWELT AMONG THE
UNTRODDEN WAYS
She dwelt among the untrodden ways
Beside the springs of Dove’’
A maid whom there were none to praise
And very few to love:

A violet by a mossy stone
Half hidden from the eye!
Fair as a star, whom only one
Is shining in the sky.

She lived unknown, and few could know
When Lucy ceased to be;
But she is in her grave, and, oh,
The difference to me!

ВИЛЬЯМ ВОРДСВОРТ

НАРЦИССЫ
Случалось, один по лесу я бродил,
Как облако над долинами и холмами.
Цветы нарциссы повсюду находил.
Они стелились яркими коврами.

Я мог долго, долго за ними идти.
Они колыхались и светились на ветру,
Словно звёзды на Млечном пути.
Домой я возвращался только к утру.

От нарциссов никуда не деться.
Они повсюду, сколько хватает взгляда.
На них нельзя не заглядеться.
Глаза разбегаются от их наряда.

Их тысячи, они движутся в ритме танца,
Как приливы и отливы волн,
Превосходя блеском цветущего глянца.
Колыхаясь, словно на воде чёлн.

Они радуют глаз и слух поэта.
Я, не переставая, на них глядел.
Заворожила меня прелесть эта.
Я сам с ними расцвести захотел.

Теперь, лёжа на кушетке в полночный час,
Бездумен я или полон дум,
Чувствую, как те нарциссы радуют мой глаз.
Одиночество уже не тревожит мой усталый ум.
Сердце моё радостно стучит
И в вихре вальса с цветами кружит.

WILLIAM WORDSWOTH

DAFFODILS
I wandered lonely as a cloud
That floats on high o’er vales
And hills,
When all at once I saw a crowd,
A host, of golden daffodils;
Fluttering and dancing in the breeze.
Continuous as the stars that shine
And twinkle on the Milky Way,
They stretched in never-ending line
Along the margin of a bay:
Ten thousands I saw at a glance,
Tossing their heads in sprightly dance.
The waves beside them danced;
But they
Out-did the sparkling waves in glee:
A poet could not be gay,
In such a jocund company:
I gazed-and-gazed-but little thought
What wealth the show
To me had brought
For oft, when on my coach I lie
In vacant or in pensive mood,
They flash upon that inward eye
Which is the bliss of solitude;
And then my heart with pleasure fills,
And dances with the daffodils.

ВИЛЬЯМ ВОРДСВОРТ

НЕ КРИВИ ДУШОЙ, ПОЭТ!
Не криви душой, поэт,
Когда о любви пишешь ты.
Порой в ней дивный силуэт
Являет плод моей мечты.

Мечты должны нас вдохновлять.
Питать дев юных верой.
Нельзя об этом забывать,
Иначе стих твой будет серым.

Гордись! Природой дан тебе талант.
Тебя я сердцем обожаю.
Ты вечности моей гарант.
С тобой преграды все я покоряю.

WILLIAM WORDSWORTH

YES! THOU ART FAIR, YET BE
NOT MOVED
Yes! Thou art fair, yet be not moved
To scorn the declaration,
That sometimes I in thee have loved
My fancy’s own creation.

Imagination needs must stir;
Dear Maid, this truth believe,
Minds that have nothing to confer
Find little to perceive.

Be pleased that nature made thee fit
To feed my heart’s devotion,
By laws to which all Forms submit
In sky, air, earth, and ocean.

ВИЛЬЯМ ВОРДСВОРТ

ДРЕМОТА МНЕ ДУШУ УСЫПИЛА
Дремота мне душу усыпила.
Избавился от страха я.
Душа моя, казалось, позабыла
Удел её земного бытия.

Обездвижена, обессилена
От насущных забот,
Она не слышит и не зрит.
Но сквозь земной круговорот
Она в поднебесье летит.

WILLIAM WORDSWORTH

A SLUMBER DID MY SPIRIT SEAL
A slumber did my spirit seal;
I had no human fears:
She seemed a thing that could not feel
The touch of earthly years.

No motion has she now, no force;
She neither hears, nor sees;
Rolled round in earth’s diurnal course,
With rock, and stones, and trees.
Перевёл с английского Валентин САВИН