К  50-летию  “московского протокола” о возврате
 культурных ценностей в Германию
Владимир Проскурин,
академик Международной  Академии информатизации,
заслуженный  деятель РК

8 сентября 1958 года состоялось подписание Протокола о возвращении в ГДР коллекций культурных ценностей, вывезенных после окончания второй мировой войны в Советский Союз. Несмотря на то, что сам факт “спасения” с точки зрения современной историографии представляется сомнительным (эвакуированные коллекции были просто найдены и реквизированы), благодарность  немецких музеев до сих пор не знает границ.  Руководитель “Фонда прусского культурного наследия” археолог Герман Парцингер (Hermann Parzinger)  полагает, что из двух с половиной миллионов единиц хранения, вывезенных в Советский Союз, вернулись почти полтора миллиона. Среди них такие шедевры, как “Сикстинская мадонна” Рафаэля и “Шоколадница” Лиотара  из Дрезденской  картинной  галереи. Или собрание средневековой скульптуры музея Боде. Наконец, античные коллекции, включая знаменитый алтарь из города Пергам. Правда, одним музеям  при этом повезло больше, другим – меньше. В картинную галерею Потсдама, по свидетельству директора музея Сан-Суси Бургхарда Гёреса (Burkhardt Göres), вернулись лишь  34 картины из 99 вывезенных.
Однако Германия наших дней  торжественно отметила 50-летие “московского протокола”: выставками, симпозиумами, публикациями. Инициатор обширной программы – “Российско-немецкий музейный диалог”. Он объединяет более 80 немецких музеев, часть собраний которых до сих пор находится в России. Глава этой организации и одновременно руководитель Фонда прусского культурного наследия г-н Парцингер делает ставку на взаимопонимание: “Если люди понимают друг друга, тогда все эти сложные вещи, которые были в нашей совместной истории, не были бы возможны сегодня “.
Вспомним, сентябрь 1945 года, первые восстановленные вокзалы, Berlin Zoologischer Garten. Один за другим отходят тяжело груженые составы. В наскоро запакованных контейнерах – сокровища мировой культуры, коллекции Берлинских, Дрезденских, Потсдамских и иных немецких музеев, отобранные так называемой “трофейной комиссией” для отправки в Советский Союз. «Трофеи» должны компенсировать потери российской культуры в годы войны – логика, которая уже тогда многим казалась варварской. Тем не менее, Москва и Ленинград, столицы союзных республик спешно принимают «спасенные картины». Случилось невероятное  пополнение и в Музее искусств Казахстана (тогда –национальная галерея имени Т. Г. Шевченко, ныне – музей имени Абылхана Кастеева). Мне же, как журналисту, посчастливилось подглядеть за таинством встречи и рассказать  алма-атинцам об этом удивительном детективе времени.
Итак, однажды, в фонды казахстанского музея была передана из художественного объединения Евгения Вучетича большая картина, вернее, портрет парадного стиля, под интригующим названием «Дама в черном».   
На полотне была изображена сидящая в кресле незнакомка на фоне драпированной античной колонны. Женщина полна спокойствия и задумчивости. Ее лицо озарено приветливой улыбкой. Голова и руки окружены мягкой игрой света и тени. Благородство лица сочетается с выразительностью плавного рисунка и мастерством передачи переливов черного бархатного платья и тончайших кружев светлого батистового платочка. Любовь к иноземной  «даме в черном» возникла у алма-атинцев, что называется, с первого взгляда.
Атрибуцией портрета начала всерьез заниматься старейший научный сотрудник музея Ираида Харлампиевна Кучис. В правом нижнем углу портрета читалась на латыни сохранившаяся монограмма. По сопроводительным документам картина числилась как произведение великого Карла Брюллова (он, мол, так подписывал свои работы итальянского периода). Портрет незнакомки был выставлен в отделе русского искусства  XIX столетия. Но выглядел он там, по оценке искусствоведов, явно не ко двору. Посетители музея посвящали картине свои восторженные отзывы, а сотрудники музея все больше сомневались в том, что картина написана известным русским художником. Высокое, но совершенно иное исполнение портрета, позволяло предположить, что он принадлежит кисти мастера европейской школы. Пробовали картину выставлять даже в итальянском разделе экспозиции. Но и там она не «держалась».
Кучис и ее коллеги внимательно просмотрели все альбомы и каталоги по зарубежному искусству начала XIX столетия, какие можно было найти в провинциальной Алма-Ате, завели обширную переписку с сотрудниками музеев Москвы и Санкт-Петербурга. Результатом этой вдумчивой и кропотливой работы, и, прежде всего, музейной интуиции и эрудиции Кучис, стало изменение атрибуции картины как произведения художника немецкой школы. Но все это оставалось под большим вопросом. В карточке научного описания таинственной незнакомки появилась, правда, скромная аннотация  неутомимого исследователя: «по всей вероятности, работа принадлежит кисти немецкого мастера первой половины ХIХ века Карла Бегаса», – записала  Ираида Харлампиевна. И поставила большой вопросительный знак в конце предположения.
Об этом художнике находим:  Карл Йозеф Бегас (Carl Joseph Begas; 30 сентября 1794, Хайнсберг – 23 ноября 1854, Берлин). C 1846г. придворный прусский художник, исторический и портретный живописец первой половины 19-го столетия, основоположник широко известной в Германии династии (его дети Оскар (1828–1883) и Адальберт (1836–1888) – известные художники, Рейнгольд (1831–1911) и Карл (1845–1916) – скульпторы.
 «Дама в черном» из Алма-Аты, работы Бегаса, сняла вуаль таинственности совершенно неожиданно. Как-то кто-то, просматривая фундаментальную книгу-каталог, где были перечислены и частично воспроизведены полотна из музеев Германии, по тем или иным причинам утраченные в годы Второй мировой войны, обнаружил  нашу незнакомку среди безнадежных потерь Дрезденской галереи. Под воспроизведенным портретом стояли полные данные: «Карл Бегас. Портрет певицы Вильгельмины Шредер-Девриент ( Schroder-Devrient) (1804-1860)». В книге сообщались краткие сведения о примадонне Берлинской придворной оперы. Шредер-Девриент была новатором в исполнительском искусстве, поклонницей музыки Рихарда Вагнера.  Она была женщиной решительной и мужественной. В дни Революции 1848 года с балкона особняка пела «Марсельезу» перед идущими мимо демонстрантами. Гражданский поступок сей  послужил изгнанию популярной певицы из родного города. (по другой версии, в 1847 г. она «оставила сцену,  вышла замуж за лифляндского дворянина г-на фон Бока и жила в поместьях мужа, то в Париже, то в Берлине»).
Дальнейшее  пребывание  прекрасной незнакомки в столице Казахстана, увы, было недолгим и отнюдь не радостным для алматинцев.  Картину было решено передать законному владельцу,  вернуть в экспозицию Дрезденской галереи. Волнения, связанные со столь необычной историей картины, постепенно улеглись. О них напоминала лишь оставшаяся в отделе карточка научного описания с новой атрибуцией, да хранящаяся в библиотеке кастеевского  музея  репродукция «Дамы  в черном». Ушла из жизни и дарохранительница, талантливый искусствовед Ираида Харлампиевна Кучис. Музей пополнился  новыми сотрудниками. Но история судьбы картины Карла Бегаса продолжилась в новом поколении реставраторов.
Как-то  в научную командировку в Германию отправилась  ученый секретарь кастеевского  картинохранилища  Н. М. Вул.  Ей предстояло посетить  Берлин, Веймар, Дрезден, уточнить атрибуцию ряда картин немецких мастеров. Я передал с ней и  страстный  привет возлюбленной даме в черном. «Нашу» картину Наталья  Вул увидела сразу, на стене, в большой  золоченой раме, войдя в залы ХIХ – ХХ вв. Дрезденской галереи. Мне на память достался «Саксонский листок», где на обложке буклета была воспроизведена бывшая алма-атинская картина. В тексте ей было уделено особое внимание, как художнику Карлу Бегасу, так и личности  самой примадонны – Вильгельмине Шредер-Девриент, выделено словами, что сия работа вместе с портретами Лукаса Кранаха-старшего была передана «в числе экспонатов, опознанных сотрудниками советских музеев».
Тем самым была отмечена, хотя  и завуалировано,  поисковая работа казахстанских искусствоведов.

"Учитель Алматы", № 4, 2009 г.