Газета "1 сентября"

Что обычно волнует школьного педагога накануне и в первые дни учебного года? Да много чего – подготовить к длинному учебному году классное помещение, психологически настроиться на работу с родителями и детьми, активизировать свой «методический багаж»... Но вряд ли кому-то приходит в голову заняться проектированием… содержания образования – что его проектировать, если оно уже спроектировано теми, кто составлял учебные программы? Учебная программа все расписывает наперед, а принцип поурочного планирования заставляет учителя из года в год заниматься одними и теми же вещами, внося изменения только в методические приемы подачи материала, но никак не в само содержание учебного процесса. Курс проложен не им – его задача исправно двигаться по давно проложенному кем-то курсу.
И совсем другая история происходит с учителями, которые работают в Лаборатории вероятностного образования (ЛВО).
Наша газета не раз писала об этой необычной школе, где моделируются принципы такого образования, которое ориентировано не на трансляцию «знаний – умений – навыков», а на максимальное развитие индивидуально-личного пространства каждого ученика и на образовательное движение по «непрограммным» траекториям.
За 12 лет многое удалось доказать и понять. Например, что развитие ребенка в условиях открытых образовательных сред (это когда образование не связано жестким учебным планом) оказывается удивительно эффективным, о чем говорит опыт уже состоявшихся выпускников лаборатории. Или, например, что работать в условиях открытых образовательных сред под силу не только каким-то исключительным, выдающимся педагогам.
Сегодня мы публикуем фрагменты осеннего педагогического дневника Ольги Мягковой, которая вот уже четыре года работает в ЛВО. На наш взгляд, это чрезвычайно значимый опыт самонаблюдения учителя, оказавшегося в весьма непривычных педагогических условиях. А еще это важная попытка понимания и интерпретации самой сути процессов, происходящих в ЛВО. И еще один повод задуматься о смысле и предназначении школьного образования в целом.

“Осознать свои очертания, по которым можно узнать себя в толпе...”
Игра и технология вероятностного образования

* * *

Лаборатория еретична по отношению к обычной, планово-урочной школе.
Еретична идея непредсказуемого во многом движения.
Слова “эксперимент”, “опыт” в восприятии многих теряют диалогичность. Эксперимент для них не является встречей двоих – природы, живущей по своим законам, и человека, экспериментатора, пытающегося понять природу, обрести опыт общения с ней. Тогда эксперимент кажется манипуляцией.

* * *

Атмосфера ЛВО карнавальна.
Есть божество (учитель), есть осмеяние божества. Его хватают за штанину и тащат вниз, в приготовленную яму.

* * *

Игра – это свобода от обычных правил, границ. Там можно быть другим. Там нужно быть другим.
В обычной школе правила воспринимаются либо как абсолютные, либо как нечто незначимое. Там совершенно нет игровых переходов. А жизнь – это множественность пространств, которые нужно удерживать в поле зрения и руководствоваться собой при выборе направления.

* * *

В игре есть два момента: отречение и принятие.
У каждого человека есть некий обыденный, предсказуемый, в чем-то удобный образ, к которому и сам человек, и окружающие приспособились, даже если есть куча неприятных черт. При переходе в игру человек отрекается от этого образа, и одновременно происходит отказ от “знания наперед”. При этом рождается другой образ – игровой. На основе чего он рождается? На возможности себя другого. Игра – это и есть способ расширения себя, это отодвигание границ себя за счет преодоления прежних. Некоторые черты мои, которые я не принимаю в себе в обыденной жизни, уместны в игре.

* * *

Вход в игру – вход в зону повышенного риска. Зачем человек туда идет? За чем? Отчего? Ради чего?
При всей жесткости правил в любой игре есть элемент случайности, незаданности. Причем случайность может рождаться как извне, так и изнутри человека.
Именно в случайности человек чувствует себя свободным. Он свободен от чужой воли, руководящей им в обыденной жизни. И возможно, чувствует свою причастность к судьбе. Люди легче смиряются с тем, что им выпало (обычно выпадает сверху). Правила игры оказываются правилами более высокого порядка по сравнению с обычными. И дети более охотно работают со случайно попавшимся словом (если они творцы этой случайности), чем со словом заданным, неподвижным, известным заранее.

* * *

Возможно, смысл и интерес игры в побочных эффектах, возникающих в процессе достижения цели.
Сама игра возникает как побочный эффект обыденной жизни.
Дети занимаются компьютерной тренинговой программой по русскому языку “Фраза”. Там формальная учебная цель – научиться правильно вставлять буквы в довольно скучные предложения. Работают по нескольку человек за одним компьютером. Идет вялое учебное соревнование в предложенных педагогом границах. И вдруг стихийно возникает игра-гадание: на основе слова, которое тебе досталось, можно представить ситуацию, в которой ты можешь оказаться… Скучное учебное упражнение самими детьми превращается в увлекательную игру. Постепенно грамматическая работа оказывается всего лишь поводом для действительно увлекательной игры, в которой задействовано воображение и личные смыслы.

* * *

В чем разница “дидактических” игр, предлагаемых в обычной школе и возникающих в ЛВО?
Школа:
– Правила заданы заранее и практически не меняются; можно заранее предположить, что придется делать; неизвестно, кто придумал правила; даже если игра включена в программу, к ней можно и нужно подготовиться (карточки, цветочки и т.д.), то есть игра выступает как нечто готовое. Сами предметы, с которыми играют, как правило, предназначены для игры изначально.
Лаборатория:
– Вход в игру происходит прямо по ходу; что это будет за игра, правила, задание – неизвестно; я знаю, кто придумывает эту игру, т.е. игра личностно окрашена. Если я вижу, как игра придумывается, то смогу захотеть придумать свою. Поэтому на уроках в ЛВО идет постоянное придумывание все новых и новых игр – и учениками, и педагогами.

* * *

Когда я говорю об игровом характере лаборатории, речь не идет о тотальной игре, но о всегда существующей возможности игры. О возможности переформатирования, изменения пространства общения.
В планово-урочной системе в ее классическом варианте игра если и есть, то заранее и с определенной целью встроена в план. Эта определенность цели показывает, что игра здесь является не более чем формой подачи привычного содержания.
В лаборатории игра всегда возникает спонтанно. Спонтанным при этом оказывается содержание – те действия, эмоции, слова, которыми наполняется пространство внутри заранее известных рамок. И как раз содержание нельзя предсказать заранее (можно лишь спрогнозировать какие-то отдельные ходы).

* * *

Сама идея игры связана с движением – движением ограниченным, но не заданным.
В планово-урочной системе тоже есть движение, но оно контролируемо. Причем контролируемо заранее. Я с большой степенью уверенности могу предположить, что будет происходить через какой-то промежуток времени в будущем. У движения в рамках школы очень мало степеней свободы.
Когда я начинаю играть в ЛВО, нащупываю ощущение игры, то не знаю, куда меня это заведет или выведет.
И естественно, я не могу предсказать: а вообще игра случится или нет?
Мое движение в этом пространстве не оптимально. Оно индивидуально.
А в школе в программах как раз пытаются создать оптимальный вариант движения.
При этом заранее отсекаются “неоптимальные”.
В идеале это движение без сбоев, прямая. И для ребенка есть единственный шанс (сознательно или бессознательно) уйти от этой прямой: допустить ошибку (либо вообще выйти из учебного процесса). Но и то и другое оценивается как негатив.
Что такое технологии вероятностного образования? Это те приемы, которые способны спровоцировать спонтанное содержание.

* * *

Похоже, что в школе игра воспринимается как противоположность работе, как развлечение. Игра в школе появляется как уступка детскому возрасту. А почему школа не видит продуктивных возможностей игры? И почему развлечение воспринимает как что-то плохое?

* * *

Игра в школе обращена к прошлому. Это игровая проверка знаний, обретенных в прошлом. А игра настоящая обращена в неизвестное. Выготский пишет, что “играющий выше самого себя на голову”.

* * *

Многие педагогические провалы связаны не с несостоятельностью методики, технологии, а с внутренними человеческими проблемами. Эти проблемы не решаемы одномоментно. Хотя очень хочется неудающийся процесс свернуть: кажется, что если начать что-то новое, то будешь делать “все правильно”, вовремя.
Так, после моего ужасного первого года в обычной школе с пятым классом я думала: “Если бы у меня был шанс начать все сначала… Я бы заранее просмотрела программу, готовилась бы к урокам, вовремя проверяла тетради, проводила бы интересные классные часы, купила бы кучу методических пособий и читала бы их… Вспомнила! Еще я бы писала планы к урокам”.
Этот шанс у меня появился. Снова был пятый класс. Но кошмар повторился по полной программе. Так что, когда я шла в школу, мне хотелось попасть под машину. Меня тошнило. Иногда я говорила, что отравилась консервами.
Потом я сбежала. И сказала, что в школу никогда не приду.
Пришла сюда.
В каком-то смысле здесь хуже, потому что многое завязано на реальных эмоциях, ощущениях, взаимоотношениях с окружающими тебя детьми и взрослыми. И от власти этого не закрываешься. Эту реальность осознаешь. Ее нельзя отбросить от себя, как вполне можно оставить за кадром другой жизни работу с 8 до 17.
Там было проще. Упрощеннее.
Зато здесь меня не утешают: “Стерпится – слюбится, все так начинали”.
Здесь меня выслушивают и говорят: “А вы это напишите…”

* * *

Для ЛВО, на мой взгляд, идея имени – одна из основных. Имя позволяет чему-то существовать в нашем сознании после возникновения.
Идея имени противопоставлена идее номера (не числа). Номер – условная упорядоченность в принципе однородных элементов. Номер нужен, чтобы не запутаться (номера задач, параграфов, имен в журнале). Идея номера – это идея очереди. Третий – ну никак не может идти перед вторым, иначе смысл пронумерованности летит к черту.
Многое в ЛВО начинается с раскручивания идеи имени:
На самое первое 1 сентября старшие (тогда это был 1-й, сейчас –11 класс) знакомились так: угадывали имена друг друга, предполагали, какое имя подойдет тому мальчику, этой девочке. Сначала появлялся человек, потом имя.
Когда я пришла в ЛВО первого сентября 2000 года, младшие и старшие (тогда 5-й и 9-й, сейчас 7-й и 11-й) давали имена принесенным букетам. У одного букета могло быть несколько названий. Оказалось, что имя – это взгляд на что-то или кого-то.
Некоторые имена не оставляли сомнения в истинности, другие, казалось, были взяты напрокат…

* * *

Стихи, которые пишут дети, – тоже имена.
Стих – имя, данное состоянию. Имена могут быть короткими и длинными. Страшными и ласковыми. Наверное, иногда мучительная попытка написать стих – это попытка поймать свое состояние, узнать его, увидев выписанным на листок бумаги.
Стихи – усиление себя, я узнаю истинные имена своих состояний, я обретаю силу.

* * *

Наверное, цель образования – сделать вещи узнаваемыми для конкретного человека, а не для всех. Научить поименовывать, чтобы человек некоторым предметам дал свои названия, если это новое имя больше отражает его понимание вещи. Только важно, чтобы твое имя, имя, данное тобой, было проницаемо для другого.
Имя – текст. А текст может лепиться из движения, слова, мысли, эмоций, звука, линии.
Впрочем, то, что тебе нужно, можно найти и рядом с собой, и впереди. Главное – узнать его.

* * *

Что такое ЛВО?
Для меня это “школа для идиотов”.
Современная школа изо всех сил пытается воспитывать неидиотов. Я же хочу быть идиотом в полном смысле этого слова.
Две строчки в этимологическом словаре Фасмера разворачивают чудовищную картину выворачивания образа человека наизнанку.
Идиот – через нем. Idiot или франц. Idiot из лат. Idiota от греч. idiotis – частное лицо, мирянин.
А греческо-русский словарь только усиливает чувство ужаса: idiotis – особенность, своеобразность.
Что такое должно происходить с миром, что особенности, своеобразность воспринимаются как признак болезни?
В какой момент происходит этот слом, при переходе в какой язык изменение становится зримым? Когда именно отсутствие своеобразия стало нормой, признаком здоровья?
Частное лицо – это человек, не вписанный в рамки какой-то системы, не выполняющий какую-то функцию, для меня это человек сам по себе. Он не военный, не врач, не учитель, не строитель, не скульптор. Он просто человек, живущий своей жизнью. Человек, не обязанный извне к определенным действиям.
Единственная заданность – он человек.
Смысл жизни человека – осознать свою частность, свои границы, свои очертания, по которым он сможет узнать себя в толпе.

Ольга МЯГКОВА